Воспоминание первое: я лежу посреди видавшего виды автобуса на груде каяков в позе морской звезды, в одной руке рюкзак, ногой я упираюсь в затылок какого-то доброго дядечки. Дядечка интеллигентно восклицает "позвольте! ", но оборачиваться не хочет, дабы не получить ногой в хлебальник. Моя поза символизирует безудержное желание свалиться с твердых каяков на свободное место в метрах двух от меня. Надо мной стоит здоровенный бритый мужик, мастер всех возможных спортов, и, потрясая маленькой девочкой, орет, что место давным-давно занято его дочкой.
Светает.
Воспоминание второе: поляну усеивают профессионалы своего дела, одетые в гермы, гидры, шлемы, спасжилеты, перчатки, обмотанные полиэтиленом, скотчем, фольгой для гриля, и пропитанные парафином. Какой-то мужик горько сокрушается по поводу забытой дома юбки. Мимо проходит девушка, одетая в штаны по самое горло. Она трогает Ворона за надувную грудь на спине. Ворон, доедая выклянченную половинку булки — весь наш завтрак — надувает лягушкой дырявую резинку без клапанов. Какой-то парень стягивает с меня спасжилет, оставляя меня в легкой курточке, джинсах и ботинках. «Тебе он все равно не поможет» — объясняет мне парень.
Сквозь падающий снег виднеется лед на Амате.
Воспоминание третье: остатки никому не нужного народа в количестве 6 человек, включая нас, грузят в плот и пускают последними подбирать вывалившиеся у других за борт вещи и тела. Для повышения моей плавучести вместо спасжилета на голову мне надевают сомнительного происхождения шлем, после чего вся компания приобретает черты группки небуйных психов на водопое. Старший псих заканчивает очередной рассказпро шестерых совсем молодых водников, погибших вместе с плотом прошлой весной на Амате и подгребает под себя всю водку и весла.
Ворон расчехляет камеру.
Воспоминание последнее: веселое застолье. Воздух гудит от искрометных шуток, поднимаются тосты за дам, за тех, кого с нами нет и даже за дружественных теперь нам тех, кто в море. Кушаем торт, запивая все той же, ставшей уже такой родной, водкой. Люди, ставшие такими родными, говорят тебе о добрых и вечных вещах, но ты их не понимаешь, и от этого еще проще.
С берега за нами наблюдают селяне.
Воспоминание четвертое, восстановленное по видеоматериалам: морозный воздух полон матом. Близятся пороги. Я в пресловутом головном уборе, с веслом и матом. Я громко ору что-то неразборчивое и гребу сразу во все стороны. Пороги в виде воды и камней и веток на уровне лица на фоне мата, невразумительных команд и смеха. Общий план, с оживленным матерком гребущие прямо на камни люди. Свежий взрыв мата, плеск воды. Аккуратные черные деловые ботинки заливает вода по самые подтяжки. Крики "Ложись! ", "Прыгаем! ", "Мама, мы все умрем на этих ветках! " разбавляются крепчающим матом и новыми порциями воды.