Когда какой-то человек решительно и нагло припирает меня к стене, я неожиданно догадываюсь, что этот человек, никто иной, как я сам. И тогда я улыбаюсь и мне хочется заговорщицки подмигнуть ему, хотя со стороны такая улыбка вполне могла бы показаться жалкой, а подмигивание — заискивающим. Не исключено, что тому, кто припёр меня к стене, именно так и кажется, потому что он начинает вести себя всё более нагло, и его требования делаются почти непереносимыми. Чего стоит хотя бы его: «Снимай куртку, гнида лысая » Однако, как раз по таким, казалось бы, маловажным деталям я и догадываюсь, что этот человек не может быть никем другим, кроме меня самого. Но я, разумеется, делаю вид, что ничего не заметил, а потому притворно пугаюсь, торопливо, путаясь в рукавах, снимаю куртку и отдаю ему, пряча свои всё знающие глаза. Нужно же подыграть ему. Ведь он — это я! Но подыгрывать очень трудно, когда не знаешь что задумал твой партнёр, пусть он и является мной самим. В голову-то к нему всё равно не залезешь. А потому остаётся только гадать и импровизировать, хотя чёрт его знает, может быть как раз импровизации он и ждёт от меня, а я импровизирую плохо, бездарно импровизирую, и поэтому он так сердится сейчас, что брызги его горячей слюны заплевали мне всё лицо. Тем не менее, его дыхание, которым он обдаёт меня из разинутого в надсадном крике рта, не кажется мне слишком уж неприятным, а ведь если бы он не был мной, то наверняка этот запах табачного перегара, нечищеных зубов и копчёной селёдки вызвал бы во мне сильную тошноту. Скорее всего, меня вырвало бы прямо под ноги. Или даже на одежду, если бы я не успел отстраниться. А я, конечно же, не успел бы, и поэтому могу только улыбаться ему в ответ своими разбитыми в кровь губами, пока он волочёт меня куда-то по асфальту, схватив за воротник пиджака. Наверное, он не слышит, как трещит пиджачная ткань, собираясь вот-вот порваться. А когда это всё-таки происходит, оказывается, что он уже приволок меня и бросил прямо у серой высокой стены, на которой что-то написано, но лёжа мне, конечно, не разглядеть что именно, а подняться и прочитать он не даёт мне, пиная тяжёлым ботинком, всякий раз, когда я пытаюсь пошевелиться, в связи с чем, я конечно же прекращаю эти ненужные никому попытки, зато уже окончательно убеждаюсь, что только я сам могу быть столь восхитительно жесток с самому себе. К самому себе подобному И тогда, перед тем, как окончательно потерять сознание, за эти ничтожные три или четыре секунды я успеваю дважды выстрелить из своего шестизарядного револьвера, о котором он почему-то даже не догадывался, прямо ему в лицо. В своё раскрасневшееся от гнева, но всё же настолько родное и любимое лицо, так хорошо изученное каждой своей чёрточкой за эти без малого сорок лет.
Которое все остальные знают только по фотографиям. По моим фотографиям на первых страницах завтрашних газет.
26.03.2024 Русский Прут. Красную армию не остановил даже «майор Половодье»
Гитлеровские войска от русских прикрывали не только грязь и бездорожье, но и шесть (!) рек — Горный Тикеч, Южный Буг, Днестр, Реут, Прут, Сирет. В течение месяца эти реки были одна за другой форсированы частями 2-го Украинского фронта.