Несколько лет назад с Варварой Филипповной приключилась досадная неприятность — её изнасиловали. Откровенно говоря, сама процедура была не так уж плоха, происходила с обоюдного согласия и даже (стыдно сказать!) доставила некоторое удовольствие. Однако позднее, расставшись с «этим подонком» по причине своего неуживчивого характера, Варвара Филипповна пересмотрела позиции и решила именовать происшедшее изнасилованием. Это сулило Варваре Филипповне немалые моральные выгоды. Подруги жалели, помогали и всячески поддерживали её новое жизненное кредо «Все мужики — сволочи!».
Нахождение в центре внимания льстило самолюбию Варвары Филипповны. Для более эффектного исполнения роли жертвы она даже устроила в центральной комнате «музей того, как бессовестно меня изнасиловали» с фотографиями, дневниками и воспоминаниями современников. Специально для размещения экспозиции была заказана большая эксклюзивная витрина «Роллер». Гости приходили, смотрели и охали, выражали сочувствие и ругали мужиков. В эти моменты на глазах Варвары Филипповны блестели слезы счастья. Хотелось петь.
Но ничто не длится вечно. С ужасом Варвара Филипповна обнаружила, что беременна. Проклятые последствия изнасилования! Кто бы мог подумать? Но это было еще не самое страшное.
Хуже всего было то, что по истечении определенного срока на свет появилась совсем не девочка, а маленький представитель того самого пола, против которого Варвара Филипповна с подругами вели непримиримую борьбу.
— Да, с годами последствия изнасилования все усиливаются и усиливаются. — заметила Варвара Филипповна. — Что мне с тобой теперь делать? Катись к своему папочке, это он во всем виноват.
Маленькое последствие улыбнулось и ответило целенаправленной струей.
— Ах, ты, дрянь, еще и говорить не умеешь? Вот и молчи тогда! — и оскорбленная Варвара Филипповна пошла отмываться.
* * *
Шло время, мальчик рос, но его бедная мама никак не могла смириться с мыслью, что своими собственными руками растит в доме мужчину — создание, принесшее ей в прошлом столько страданий. Вспомнить хотя бы, как она голодала во время всего изнасилования!
— Нет, в моем доме нет и никогда не будет места мужчинам!
Варвара Филипповна заставляла маленького Петю носить платья и играть в куклы. Иногда она внезапно врывалась в туалет, чтобы проверить, писает ли он сидя. На входной двери повесила табличку «Обитель одинокой изнасилованной женщины». Но все эти меры казались недостаточными. Петя упорно не превращался в девочку.
Однажды Варвара Филипповна вернулась домой сияющей и ласково погладила по головке Петю, рисующего карандашами разноцветные деревья в альбоме.
— А посмотри-ка что я тебе принесла, Петенька! Ножнички! Смотри какие красивые: с зайчиком! Чик-чик-чик. Сейчас ты у меня станешь девочкой. Чик-чик-чик. Ну-ка, иди сюда!
— Мама!
— Иди сюда! Петр, сейчас же иди сюда, я кому сказала?!
— Мама, не надо! — отбежав, Петя, вскочил на стоящий рядом стул и, подтянувшись на руках, в мгновение ока очутился на верху витрины.
— Не заставляй меня ждать, я этого не люблю. Сейчас же слезай!
— Не слезу. Я боюсь.
— Чего ты боишься? Я не понимаю, чего такого драматического может произойти, если я избавлю тебя от этой гадости. Чего ты так дорожишь своей пиписькой?
— Не слезу.
Варвара Филипповна призадумалась, пытаясь найти педагогический подход к этому Infant terrible.
— Послушай, не будь идиотом, слезай! Ведь ради твоего блага стараюсь. Чик-чик — и ты будешь таким же совершенством, как я. Ты знаешь, что женщина — венец творения? Главное, ты даже сможешь так же петь! Ла-ла-ла!
— Все равно не слезу.
— Ну, ладно. Если боишься сразу, я буду отрезать по постепенно, по кусочкам, чтобы ты мог привыкнуть. Сначала отрежу одну половинку, чтобы ты убедился, что это не больно. Потом вторую половинку.
— А это правда не больно?
— Ну что ты! Мама плохого не пожелает. Мама даже купит тебе машинку. Ты ведь хотел машинку, помнишь?
— Желтенькую?
— Желтенькую, желтенькую.
Мальчик начал медленно спускаться. На середине пути он еще раз остановился и уточнил:
— Совсем-совсем не больно?
— Совсем, я ведь уже сказала. Слезай быстрей!
Но не успел Петя слезть, как раздался резкий звонок, и Варвара Филипповна, злая как собака, у которой уводят кость из-под носа, пошла открывать.
За дверью, с тремя шикарными розами в руке, стоял солидно одетый мужчина.
— Это вам цветы! Пожалуйста. Вы ведь так страдаете, так одиноки в душе.
— Кто вы такой, простите?
— Не узнали? Я ваш сосед, Аркадий Петрович. Заметил табличку на двери, и, знаете, не смог пройти мимо.
— Ах да. — облегченно вздохнула Варвара Филипповна, — хотите осмотреть мой «музей того, как бессовестно меня изнасиловали»? Я как раз на этой неделе новые фотографии для мемориального альбома сделала.
— Спасибо. Фотографии, если не возражаете, я бы с удовольствием взял порассматривать домой на пару деньков. А сейчас хочу пригласить вас к себе в гости на чашечку чая. Мне тоже есть, что показать, — добавил сосед и подмигнул.
— Чего я у вас не видела?
— Вы удивитесь, когда увидите, какой у меня большой…
В этот момент в прихожую выглянула любопытная детская головка и поинтересовалась:
— Можно я тоже пойду в гости?
— Закрой дверь, когда взрослые разговаривают! — крикнула Варвара Филипповна и пропустила ответ на свой вопрос. Переспрашивать было неудобно, пришлось принять приглашение от мужчины.
— Сиди дома. — сказала Пете Варвара Филипповна.
— Слушайся маму, девочка. — добавил Аркадий Петрович.
Вернулась Варвара Филипповна поздно вечером, раскрасневшаяся и пылающая оптимизмом. О своих планах на Петю она уже забыла.
— Петька, ты не поверишь, что я сейчас видела! У Аркадия Петровича обалденный телек — во всю стену. И знаешь, о чем мы договорились? Я теперь смогу беспрепятственно заходить в его квартиру и смотреть его телек сколько угодно. Вот, он мне даже ключи от квартиры оставил. А я ему дала второй экземпляр своих. Классно, правда?
— Угу.
— Угу? Я так и знала, что ты не будешь радоваться за меня. Ты какой-то испуганный, почему ты дрожишь?
— Мам, пока тебя не было, я видел Черную руку.
— Чего ты придумываешь, какую Черную руку? Где ты её видел?
— Вот там, в окне, когда стемнело. Она появилось, а потом вдруг исчезла.
— Глупости, Черной руки не бывает. Меньше в окно смотреть надо. Смотри лучше мультики.
Теперь целыми вечерами Варвара Филипповна пропадала в соседской квартире. Но Пете дома не было скучно. К нему в это время приходили друзья Аркадия Петровича, они были очень смешные, все время ругались, а один, лысый, даже учил Петю играть в карты, в такую смешную игру: кто проигрывает — тот раздевается. Но однажды так и не доиграли, потому что лысому кто-то позвонил, друг ответил, что все чисто (а у самого руки были грязные, вот умора!) и спросил Петю:
— Хочешь посмотреть большой телевизор с мультиками?
— Хочу.
Лысый отвел Петю в квартиру Аркадия Петровича и оставил там, а сам ушел. Петя очутился в большой, тускло освещенной комнате, наполненной незнакомыми людьми. Все они застыли в неподвижных позах как на моментальной фотографии. Кто-то лежал на ковре, кто-то на подоконнике, кто-то развалился в кресле, молча уставившись в одну точку. В воздухе витал странный сладковатый запах, а на экране неестественно громадного телевизора вместо обещанных мультиков крутили психоделический видеоклип, в котором треугольная женщина уворачивалась от падающих на нее теней. На Петю никто не обращал внимания, и он прошел дальше. Вдруг в глубине второй комнаты послышалось шевеление, и его кто-то тихо окликнул.
— Петя, ты что здесь делаешь?
Это была Варвара Филипповна, только голос её звучал в два раза медленнее, чем обычно. Петя подошел поближе и обнаружил бледную маму лежащей среди нескольких неподвижных тел, с головой укрытых белыми покрывалами.
— Мама, тебе плохо?
— Мне хорошо. Ха-ха-ха! Мне хорошо. Мох орошен! Опустевшая вода приближается к фазам Луны, пока дворники не выключили свет. Патефон, вокзал, Луна. Патефон, вокзал, Луна…
Варвара Филипповна еще долго несла какую-то ахинею, но Петя не слушал, а заворожено глядел на то, как к Варваре Филипповне сзади из-под белого покрывала медленно тянулась большая Черная рука. Добравшись до головы, Черная рука зажала Варваре Филипповне рот и затянула бедную женщину под покрывало.
— Ай! — испугано закричал Петя.
— Кстати, Петя, познакомься! — раздался голос Варвары Филипповны под покрывалом. — Это мой новый друг. Он будет жить теперь у меня.
— Мбонга будет меня защищать от мужчин, а я буду защищать его. — гордо сказала Варвара Филипповна. — Твой папочка больше к нам носа не сунет.
— Он и так к нам не заходит.
— Так, все, не умничай. Иди смотри телевизор, нам с Мбонгочкой нужно поговорить.
Петя поплелся в другую комнату, устроился там на бесформенном кресле и смотрел непонятные клипы до тех пор, пока психоделические образы, созданные безымянным режиссером, не превратились в глубокий сон.
Наступившие утро раскрасило мир совершенно иными красками. Гигантского телевизора уже не было, Мбонга, подлец, тоже исчез. И Аркадий Петрович с друзьями. Люди, многие из которых оказались соседями по дому, просыпались, кричали и плакали. Когда крики стали совсем невыносимыми, Варвара Филипповна схватила Петю за руку и они выбежали прочь.
Еще на лестнице Петя почувствовал неладное. И точно. Двери всех квартир были распахнуты настежь, на лестничной клетке одиноко валялась Варварина туфля, а прихожая тупо глазела на хозяев пустыми полками шкафа. Краем глаза Варвара Филипповна заметила, что гостиная тоже пострадала и, приготовившись к самому худшему, вошла туда.
Гора свалилась с плеч сразу. Нет, слава Богу, самое святое они не тронули. Побоялись! Посреди пустой комнаты, между опрокинутыми стульями и сорванной штангой от гардины возвышалась непобежденная цитадель правды — витрина с самыми дорогими сердцу Варвары Филипповны экспонатами об изнасиловании. Больше ничего в комнате не осталось.
— Господи, что ж мне теперь делать? — задумалась Варвара Филипповна и под тяжестью мыслей осела прямо на пол. — Меня опять лишили девственности, ограбили и бросили!
Она взяла трубку и решительно набрала нужный номер:
— Здравствуйте! Я заказывала у вас витрину «Роллер» для музея моего изнасилования, помните? Я хочу заказать еще одну. Срочно.
Так, самый главный звонок сделан. Что дальше?
Варвару Филипповну трясло от негодования. Для успокоения нервов она достала из сумочки две маленькие таблеточки, которыми её угощал Аркадий Петрович, и залпом выпила.
Вроде успокоилась, но сидеть не полу все равно было неудобно, что-то мешало. Варвара Филипповна недоуменно сунула руку вниз. Нащупала.
И страшным голосом закричала.
У нее! Выросло! ЭТО! САМОЕ!
Господи, проклятая мужская дрянь, борьбе с которой Варвара Филипповна посвятила лучшие годы жизни, предательски вскочила на ее беззащитном женском теле. Ах, черт, уже не женском. Боже, что скажут подруги, когда увидят? Черт, что я им скажу, когда буду показывать? «У меня для вас сюрпри-и-из, девочки»? Тьфу! Вышвырнут, блин, к чертям собачим из «Обители одинокой изнасилованной женщины». Какой позор! Да у меня в роду ни единого мужчины не было, а тут такое.
Выход один. Необходимо самой поскорее избавиться от этой мерзости. Где ножницы?
Варвара Филипповна резко вскочила, схватила детские ножницы с зайчиком с витрины, да так неудачно, что очень глубоко раскроила себе руку. Не обращая внимания на хлестающую кровь, Варвара Филипповна упорно пыталась просунуть пальцы сквозь узкие кольца, но пальцы разбухли и не пролезали. Теперь это были уже не пальцы. Случилось самое худшее, что могло случиться. Все десять пальцев потеряли свое приличное название, и похабно торчали из окровавленных рук откровенным мужским шовинизмом. Чаша терпения переполнилась.
Варвара Филипповна с отвращением отбросила руки от себя, нечаянно разбив при этом зеркало витрины. От неожиданности Варвара Филипповна поскользнулась. Последнее, что успела заметить — громадная тяжесть «Музея изнасилования», медленно падающая на нее.
* * *
Стоял пасмурный вечер. Закрытый фургон увозил мамино тело все дальше и дальше от дома, серая дорога сливалась с серыми деревьями, а горизонт с безразличным небом. Уже зажгли фонари на улицах, а Петя все стоял и стоял один в потрепанных брючках, прижавшись к стеклу, размышлял о судьбе Человечества и курил. Не смотря на свой возраст, Петя был очень смышлен. Он даже догадался спрятать штангу от гардины до прихода взрослых. Он не был женщиной, он был маленьким слабеньким мальчиком. Зато знал, как действует рычаг.
22.03.2023 Палачи Хатыни. Самую кровавую работу немцы поручали коллаборационистам
Согласно современным данным историков, за 1133 дня оккупации Белорусской ССР гитлеровцы и их пособники в ходе 140 карательных операций уничтожили более 5400 деревень, 628 из них — вместе с жителями.
: 6611 
: 11 
