И дорога, по которой долго приходилось ехать в горах острова Гран-Канария, была красивой. По одну сторону почти постоянным обрывом открывалась внизу дивная канарская экзотика: разноцветные домики с красной черепицей крыш в буйной зелени пальм и кактусов. И глядеть вниз, когда порой лишь пару метров отделяли колеса автобуса от этого края, было мне никогда не страшно: такую уверенность неизменно вселяли «кондуско» — водители — непременно в белой рубашке под темным галстуком, в черных отутюженных брюках. Не какое-то чмо в засаленных спортивных штанах, под громыхающий шансон еще и семечки, одной рукой, успевающее лузгать. Нет — здесь были профессионалы своего дела. Илларион говорил, что зарплата водителя — самая высокая на острове среди работяг, и, за такой престижностью, конкурс на место — будь здоров!
Илларион был поставщиком мне работы, посредником, и, в глазах местных заказчиков, «хэфэ» — начальником. Живя на острове, и почти уж легализовавшись, конечно, сильней на порядок был он меня в зыке, в поиске работы, и в местных устоях. Впрочем, в испанском и я уже порядочно поднатаскался, исправно и дотошно его изучая; а заказчики, по окончание сделанного, через одного шептались о дальнейшей работе со мной — «син Ларс» (без Иллариона), так что местные устои постигались сами собой, и крейсерскими темпами… Но, мы с ним знались уже порядочно, в чем-то были и близки душевно, а еще и регулярно сиживали не за вином испанским, а за водочкой нашей: общения в этом цветущем рае не хватало больше Иллариону. Поэтому «бортами» расходиться я не спешил: «Чего, Ларик?.. Работа?.. Хорошо, давай сделаем!»
Вот и сюда, в это красивое горное местечко Ларс-Илларион меня всунул — за двадцать пять евро в день: была зима, перед самым Рождеством: «Никакой теперь, с месяц, движухи». Да, я и не возражал: «Да, на безрыбье и это нормально. На сколько там, примерно дней?»
Работы в этом доме за не столь высоким забором было на пару, от силы, дней. Подновить бордово-коричневой краской парадный, буквой «п» расположенный, фасад, и только. Другие ровные участки хозяин Роберт и сам по-быстрому валиком закатал. А тут вился по всем стенам колючий плющ, поэтому требовалось высокохудожественное мастерство — кисточкой, от руки. Плющ хозяева тоже попросили, по возможности, лишний раз не мазать, но — это как получится.
Получилось нормально. Только быстро очень — за полтора дня и управился. Бережно колючий от стены отнимая, и плотно прокрашивая под ним клочок. Кропотливая, конечно, работенка, но куда спешить — повремёнка! Плющ практически не пострадал.
Хозяева оценили вполне: Сеньора Ольга знала толк в живописи — в гостиной — после уже я увидел — висела музейных размеров картина мотивов фламандских мастеров. А Роберт — он немцем был, а какой немец порядка не любит?..
— Сеньора Ольга как только приезжает, сразу бегом — в дом: «Роберто!.. Роберто!», — так рассказывала мне домохозяйка — баба Вера, что была землячкой — хоть и дальней — Иллариона.
— В Чернигове она на оборонном заводе главбухом была!.. А ты думал! Вот, на пенсии на Канары подалась… Как осталась? Да, так и осталась — турпутевка кончилась, а она не полетела: чего её — полиция разыскивать будет: кому бабка нужна? А вот теперь, видишь, какое место себе нашла!
Повезло бабе Вере, ясное дело. Как и Роберту, что, конечно, тоже однажды на отдых в это рай обетованный прилетел, да так здесь и остался — с сеньорой Ольгой: настоящей миллионершей. То ли вдовой, то ли разведенной — я у Ларса, за каждодневным выяснением дальнейшего своего объема работ, так и не дознался. Но высоченного, синеглазого немца, что был лет на двадцать пять — тридцать моложе её, сеньора Ольга к рукам прибрала. Но и вправду — он был красавец! Рослый, хорошо сложенный, с ясным и чистым взором синих глаз, в меру длинными волосами и острой бородкой: прости Господи, вылитый Иисус.
Вот теперь и жил он здесь — как у Христа за пазухой!
Сеньора Ольга, конечно, его любила. Со всей страстью стареющей женщины. И красота её увядала неотвратимо. Исправно красила она свой волос в черный цвет, не жалела, ясно, средств на косметологов и визажистов, но кожа на шее — да и на лице — безжалостно выдавали возраст. И было жаль её в этой заведомо проигранной гонке с возрастом: сеньора Ольга была добрым человеком.
Через её доброту баба Вера здесь мирно домохозяйкой и существовала. Хоть по выполнению обязанностей к ней была куча вопросов: сеньора Ольга не раз жаловалась Ларсу — очень сокровенно, впрочем — полушепотом. Но сменить бабу Веру пока не желала: местные домохозяйки были сплошь, по сравнению с ней, очень и очень молоды… «Роберто!.. Роберто!»
— С утра встаёт — сама ничего не завтракает, только кофе выпьет, а Роберту её — стакан свежего сока каждое утро выжимаю.
Благо, апельсин здесь было в достатке.
Так меня и оставили: ремонтных работ по такому дому (а еще и флигель рядом стоял: «Это дочка, когда из Европы с учебы на каникулах прилетает — там живет») хватало. Пригрелся! Зимой-то канарской, дождливой.
Первым делом залез на крышу — все швы по слуховым окнам и примыканиям к дому заново конопатить. Ларс привез рулон «лямина асфальтика» — покрытия кровельного здешнего (с одной стороны блестящая фольга, с другой — слой битума), снабдил «картуччио де газолина» — ручным баллоном со сжиженным газом, и приступил я…
Вот работенка — всю жизнь бы горбатился! Замерил, отрезал ножом строительным полоску «асфальтики», перевернул, пыхнул пламенем «газолины», и быстренько на нужное место приладил. Растер перчаткой бережно — чтоб без складок и вплотную: вся недолга!
Зато как внимательно проверял мою работу педантичный Роберт! Первым делом, как желтый его, раритетный «Фольксваген» после трех дня въезжал в ворота и, проехав немалое расстояние до дома, замирал там до следующего утра, лез он по лестнице на крышу — даже в дом не заходя: натюрлих! Но, потыкав везде по стыкам указательным пальцем со своим дас ист контролем, большой палец он кверху тянул: «Гут!» И уже на второй день позвал спуститься, и, распахнув ворота гаража — мастерской, широко махнул по длинным рядам инструмента, в безупречном порядке разложенным на полках вдоль стен: для арбайтен, мол, можешь пользоваться смело!
Какого там только инструмента не было! Вряд ли, большинство Роберту когда-то могло понадобиться, но: должно быть!
Хозяин!
Хозяйка тоже была довольна моей качественной работой. Потому что, местные работяги специфичны — тягаться с ними в скорости штукатурки, или кладке плитки бесполезно. Но, как объяснял мне один заказчик: «Бум, бум! — «Пага! Пага!» По- нашему: зашабашил в два счета — деньги на бочку! А вот где надо кропотливо, качественно: «муи, муи деликадо»!..
Вот на это «деликадо» я брал здесь всегда и везде…
Сеньора Ольга, виделось, была довольна вдвойне: и что работа справно идет, и что Роберт её этим доволен. Потому что, возвращаясь домой и покликав Роберта, она вторым делом обязательно справлялась у бабы Веры: «Андрэс комер?»
Да кормила меня обедом баба Вера, кормила! Правда, готовить она вряд ли была умелица — не охотница уж во всяком случае. Что-то ужаренное почти до черноты под слоем жира. Но — вкусно, в общем. Особенно, если…
— Ешь, Андрэйка! — сама она тоже садилась обедать напротив. — Только, туть в обэд работнику не наливають!..
Вздохнув по сему поводу горемычно, она вдруг оживлялась:
— А ну их нахрэн — не наливають!.. Мы и сами себе нальем!
И, живо встав и пройдя к этажерке дорогущего элитного спиртного, она ухватывала за горлышко бутылку виски, и, буквально плеснув работнику не мелочась полстакана, следом не забывала и себя.
Боевая была бабушка с оборонного завода!
В её комнате, что находилась как раз напротив кухни, была образцовая чистота и порядок. Образ над изголовьем. На покрывале идеально заправленной кровати зеленый словарь испанского языка. У меня такой в рейсе был. Двадцать, аккурат, лет назад — когда тихоокеанскую ставриду вылавливая, в столицу Перу — Лиму — мы заходили. Одно слово я оттуда за пять месяцев рейса только и выучил: «Calle — улица”. Почему именно его — не знаю: должно быть, на этом месте словарь всегда раскрывался.
Баба Вера в ликбезе испанского не дальше ушла.
Однажды поневоле пришлось прослушать её диалог по телефону. Звонивший, понятно, интересовался сеньорой Ольгой.
Сыпя испанским словом «mal». что означает — «плохо», Баба Вера изо всех сил старалась донести до телефонного собеседника, что плохо, де, говорит она по-испански, очень плохо, и пояснить, что сеньоры Ольги нет дома словарного запаса не хватит . Но по-испански это звучало абсолютно, как: «Сеньора Ольга плоха!.. Очень, очень плоха!» Настолько, что надо поспешать: ехать-гнать во весь опор, если хотят еще словом с ней перемолвиться.
Вот это телефонный секретарь!
Благо, по такому ответу на другом конце провода правильно смекали: сеньоры Ольги дома точно нет.
А я все сигал по лестнице на крышу, с которой открывался дивный вид и выпадало мне законное счастье обозрения лежащих внизу окрестностей. Горы острова так прекрасны зимой! Когда зелень сочна до изумрудного, крыши домиков умыты дождями, а на небе порой умещается целая гамма цветов и настроений — от грозовых, до солнечно-радужных: картины, действительно достойные пера живописца.
Но закончились слуховые окна, полазал я еще по шиферной крыше флигеля, окрашивая её тем же буро-красным цветом (на Канарах это хит — чтоб от дождей краска охраняла), а потом вдруг пришлось резко сниматься с места: какой-то знакомой сеньоры Ольги надо было уж давно сменить ванную, а тут такой случай!..
С ванной я «накосячил». Сначала плитку под ней, уже новой, выложил так, что на следующий день сам подивился: «Это я, что-ли, сотворил?» А потом, финальным уже штрихом смеситель прикручивая, выронил из рук-крюк ключ разводной, и он, бухнувшись на дно железной ванны, и эмаль содрал, и вмятину сделал: вся работа на смарку!..
Замазал я выбоину белой краской, хозяева уж глаза закрыли — «не заметили».
Ларс же не заметил однажды за столбом фонарным, велосипеда моего, к этому самому столбу привязанному: значит, колымлю где-то…
Заподозрил в измене: «Похоже, у тебя свои мутки какие-то».
Мирным, впрочем, даже более тихим, чем обычный, тот последний наш разговор был.
К сеньоре Ольге, по таким делам, я больше не поехал.
Баба Вера съела из холодильника рыбу, что сеньора Ольга к приходу гостей приготовила.
Я от Ларса ушел, баба Вера у сеньоры Ольги осталась.
Вот такие случились чередой события… Скажете, Санта-Барбара? Нет — Ла-Аталайа!..
***
А я грешным делом частенько думаю: может, выйду когда-то на пенсию — подамся в какую-нибудь Ла-Аталайу канарскую, да и наймусь там каким-никаким дворником — садовником. Ведь тогда-то и вовсе кому я буду нужен — что тамошней полиции, что родимой стороне…
30.03.2023 Сусанин без лесов и болот. Почему несомненен подвиг костромского мужика?
О том, что совершил Сусанин, нам известно благодаря царю Михаилу «Кроткому», который в 1613 г. не знал, что его спас Иван Сусанин. А узнав и удостоверившись в том, что его не водят за нос, поступил так, как велит совесть, и наградил потомков героя.
: 348 
: 0 
