Однажды Пётр решил постирать свои старенькие синие джинсы. «Давно лежат, и чего это я позабыл про них? На улице-то — девчонок полно… и постарше встречаются... поопытнее... может, кто и клюнет!». Таков был его основной мотив. И вот стоит он голый над ванной, в одних бамбуковых беларусских носках. (У Вьетнама технологию украли, и бамбук оттуда, на фурах и теплоходах с подложными документами.) Дёшево и не сердито. Была, кстати говоря, и вторая пара, но они были буро-красные, что твоя венозная кровь, с неуместной голубой каймой поверху, тёща подарила на день свадьбы с её дочерью, Джомалунгмой, заместо одеколона от комаров и пены для всяческого бритья. Пётр этих носков закономерно стеснялся, и круглый год ходил в одних, рваных, сделанных в Беларуси из бамбука, как было написано на этикетке, которую он не снял, а аккуратно разъединив носки, разрезал старым мачете, до сих пор бесцельно висевшим на стене в спальне молодожёнов. Белую (серую… почти чёрную) нитку носил на одном из них, а скукоженую, облезлую бирку — на правом, самом главном носке в любой паре… Таким образом носки носились правильно, никогда не перепутывались, имели законченную форму стопы и пальцев, как голливудский глиняный (или цементный?) отпечаток разных составляющих Элвиса Пресли, когда он на последних парах работал в Лас-Вегасе, в надежде пропитать толстого больного себя и многочисленное сопровождение — оркестр, всех их жён, соратниц, продюсера, какого-то там дурацкого полковника… забыл фамилию… Паркера, кажется… Который ухитрился составить и заставить подписать нетрезвого Элвиса (а ведь тот — не пил, и не курил даже) кабальный, безумно-глупый, да просто жестокий, на мой взгляд контракт, запрещавший Пресли выступать за пределами США. Чушь несусветная. Игры разума случайно разбогатевших людей. Но это всё ерунда. Теперь уже.
Короче, Пётр наклонялся и привставал, мня и мусоля сильными, раскрасневшимися руками джинсы в ванной («Заодно и ванну помою… совсем загадили, самураев на них с палками натравить и «Квин» на полную громкость, про чемпионов где»). Джинсы, по идее, стирались сами собой, и ванна сама собой отчищалась от всякой дряни. Причина — в кислоте, Пётр нашёл на антресолях початую, прабабкину ещё, бутыль с серной кислотой и добавил немного в воду, на всякий случай, чтоб качественно всё, без сучка, без задоринки… «А закончу — сбрею бороду, уже ниже пояса почти, сзади даже, говорят, видно, пугаются люди иногда».
Всё бы так и шло своим чередом, если бы от шума воды и шипения кислоты не проснулась Тёща, пожилая, видавшая разные виды, женщина, лет 75-ти с хвостиком. К сожалению, она, как часто бывает с тёщами и другими стариками, очень плохо видела, слышала, понимала… Но какие-то звуки уловила-таки, движущиеся силуэты заметила… Игру света с тенью, как говорят образованные люди в таких случаях. Так вот. Других тёщ трогать не будем, а эта, наша с Вами, зашла в ванную и увидела вблизи от своего сморщенного, пожухлого лица поднимавшуюся и опускавшуюся задницу, совершенно, как ей подумалось почему-то, незнакомого человека…
«Это что за глупости, что за игрушки в моей пока ещё ванной!.. А борода-то какая, батюшки!..», — негромко вскрикнула она, переключаясь (Петрово счастье) с мохнатой штуки, болтавшейся между ног, к общему контуру, с выступающей бородой… зажала рот ладошкой и побежала за ножницами. И как только она смогла увидеть не только задницу Петра, но и каким-то чудом разглядеть его огромную занимающую четверть ванной бороду? — неразрешимая загадка!
Тем временем история принимала трагикомические полуобороты. Могло даже запросто случиться какое-нибудь чисто бытовое преступление… О нём бы даже в газетах не написали, такая всё это была бы ерунда, безделица полная. «Ну вот, всё, вроде… Прополоскать как следует, смыть кислоту… отжать сильными жилистыми руками — и повесить… на люстру в гостиной, например… там пять рожков, тепло, быстро высохнут!», — мыслил ничего не подозревающий Пётр.
Тёща нашла в каких-то ящиках чьего-то стола тугие, ржавые, средней такой величины ножницы, слабо улыбнулась беззубым ртом (у ней лет в 45 всё повыпадало, как и положено) чему-то своему, давно потерявшемуся в памяти и внезапно всплывшему наружу, и заспешила, сильно шаркая, отплевываясь от постоянно попадавших в рот жёстких, как тонкая медная проволока, испорченных покраской всем, чем только можно и нельзя волос, к хорошо знакомой уже нам с Вами ванной…
Кот так испугался её шарканья и бормотанья, что метнулся в гостиную и запрыгнул как раз на ту люстру, где Пётр намеревался повесить джинсы. Совершенно дырявые от кислоты, зато синие-синие… как в той нашумевшей песне про «иней на проводах». Они правильно пели, те ребята, хотя и полностью изменили текст… Там было про билет в один конец, как раз для нашего с Вами почти состоявшегося детектива... Про иней, мне, конечно, сильно претит — не люблю, когда полностью всё перевирают, от фонаря до поребрика (дело было в Городе на костях, Самом Петербурге).
Тёща открыла дверь и направилась к Петру, отжимавшему джинсы, сначала руками, потом об кафельную стену (она была местами выщербленная, разбитая, неровная — вот и пригодилась), и наконец об треснувшую, видавшую виды, зелёную раковину, мышиного цвета, немытая лет 200 с гиком и гаком. Из душа громко текла вода, поэтому ножницы щёлкнули совершенно не слышно… Шланг был перерезан. Стальная обмотка не стала преградой — какая же сила всё ещё обреталась в худеньких, узловатых, постоянно дрожавших пальцах?! Петру сказочно повезло. Во-первых, не отрезали то, что продолжало болтаться... Не станем пугать народ, старики и дети — первые, завзятые чтецы подобных опусов.
Тёща всё на свете перепутала (горел только один небольшой плафон, с лампочкой ватт на 15) и шланг, волею судеб, показался ей ранней, но чудовищной сединой, предательски струящейся в бороде Петра… Такое случается в пяти случаев из четырёх, когда отрезают не то, что нужно. Жизнь суровая штука, но часто подыгрывает человеку, словно бы жалея его, такого глупого, гордого, самоуверенного и совершенно жалкого, ничтожного в общих масштабах Бытия. Да что там Бытия! — мы и друг другу-то несильно нужны, как показывает моя обширная практика выдающегося писателя… Да, и в этот злополучный раз — всё чудесным образом обошлось! Можно было спокойно снять за хвост кота с пыльной люстры (ну оторвалось вместе с ним с десяток стекляшек, ну и что, скандалить теперь с кем-нибудь из-за этого?), равномерно разложить по люстре всё, что осталось от джинсов, почистить зачем-то остатки зубов и лечь спать.
Когда человеку за сорок, зубы перестают играть сколько-нибудь серьёзную роль в его замутнённой болезнями и ошибками жизни. Поэтому быстро портятся и выпадают (искусственно вырывать — больно и не эстетично, мне кажется, это уже сейчас, ближе к старости).
Однако, я уже вскользь касался почти всего этого выше. Насчёт чистки — тут, по-видимому, детская привычка случайно сыграла. Свою короткую тоненькую песню. Да. И никакого пива и водки! От них вставать — страшно и тяжело. Тяжело и тоскливо. Работа-то любимая…. И платят хорошо, не обманывают почти… Гипотетически выражаюсь, зато без мата… А вечером — иней, девчонки, ТОК жизни, её безудержное движение вперёд, к старости, к подведению каких-нибудь там, чаще всего скромных, если не сказать — печальных итогов... Ну, не печальных — грустных, пусть так. Что-то же было? Хорошее, плохое, сильно плохое… С людьми какими-то взаимодействие осуществлялось, собственная, никому уже абсолютно не принадлежащая работа мозга разгоняла кругами всякие никчёмные, дурацкие мысли и поступки… Ну и так далее…
Вы пока подумайте, впитайте предоставленный материал, а я быстренько схожу траванусь для взбадривания, оптимизации своей системы — выкурю пару сигарет, выпью кофия «Жокей»… Он дешёвый и нормальный… Случается и такое… Кружки три… По ложки четыре… Молотого.
А по поводу всей моей этой прозы — не ссорьтесь, не спорьте, не стоит даже просто недоумевать… Игнорировать — за ради Бога!.. Кто-нибудь, за морями да океянами — да прочтёт — например, зубной врач Кукс… Из Лос-Анджелеса, Калифорния. Где никогда нет дождей, только колибри кругом летают… Ирина из Нью-Йорка, всего лишь зубной техник, и всё же… Вдруг он и она почувствует вдохновение, прилив сил в волосатых, чистых, хирургических руках, ехидно улыбнётся, подмигнёт самому себе и начнёт ещё сильнее работать, работать, работать… забыв даже про обезболивающие препараты… А может, просто почешет кудрявые волосы на голове (если не все ещё повыпадали, от неизбежно подкрадывающейся старости, или — от избытка тестостерона, это когда всё время «готов», «сильно хочется» и «по-всякому», а нельзя, неудобно), потом спину, другие места (когда начинаешь чесать в одном месте — везде начинает отзываться — наука, брат!.. рефлексы там всякие… вряд ли ты поймёшь, об чём речь… я сам во всём этом путаюсь иногда, особенно по утрам, пока совсем не проснулся, особенно в нечётные дни).
Наконец-то немного расслабится какой-нибудь зверски, безжалостно замороченный человек, быстрее уснёт. За 2-3 секунды буквально. Здоровый сон. Калейдоскоп сновидений. Про красивых, ухоженных, необходимых для всех нас женщин... и коров... потому что молоко... творог... сметана Или про такие же, как они (красивые женщины) автомобили… Лёгкое пробуждение. Слава Богу за всё!!! — не стращал, защищал, позволял слегка грезить, дал проснуться… А пока — Пока. У Дачи!! Мы ещё обязательно встретимся… Я хорошенько, как никогда, подготовлюсь, и…
30.03.2023 Сусанин без лесов и болот. Почему несомненен подвиг костромского мужика?
О том, что совершил Сусанин, нам известно благодаря царю Михаилу «Кроткому», который в 1613 г. не знал, что его спас Иван Сусанин. А узнав и удостоверившись в том, что его не водят за нос, поступил так, как велит совесть, и наградил потомков героя.