Распадская две недели воткнутым ножом зудела между лопаток и, наконец, разрядилась глубоким тройным прострелом со спины в грудь. А утром он узнал, что это была именно Распадская.
Как раз случилось 9 мая. По телевизору грозно катилась боевая техника и покачивались в строевых коробках обезличенный личный состав. А он выл и катался по полу, грыз пыльный край ковра, щелкал в ладонь обезболивающие таблетки и заливал водкой ядовитый пожар в груди. Заливал и злился на спасателей — зачем пустили туда кислород?
Потом уже, когда немного пришел в себя, вызвонил Валерика. Он все это умел делать и сам, как раз недавно на животе двойное московское метро обозначил, но не на своей же спине.
Валерик ловко разложил свои коробочки, приложился к дезинфекции, быстро нанес меж лопаток странную татуировку — жирную точку и надпись «Кузб. ш. Расп. 90».
По телевизору говорили про 30 жертв, но он-то знал лучше. Чувствовал.
Валерик вполне обоснованно считал своего постоянного клиента чокнутым. Нет, чтоб русалку с титьками, орла или дракона, арабеску красивую наколоть. Так только надписи непонятные. Иван свою умственную неполноценность не оспаривал, но от русалок отказывался.
Потом они совместно допили дезинфекцию и вяло обсудили события в стране.
— Прикинь, — удивлялся Валерик — даже в смерти может повезти. Допустим, шел человек по улице, фигак кирпич на голову, и все, семья крутиться, как хочет. А вот если в куче, как те шахтеры, так оттуда семье миллиончик, отсюда миллиончик, даже кредиты обещают за покойных погасить. Получается, что не повезло, но все-таки повезло.
— Диалектика называется — кивал Иван, испытывая блаженное ощущение. У него ничего не болело, Постоянные уколы по всему телу не в счет. К этим маленьким человеческим трагедиям он почти привык.
Неужели это будет продолжаться всю жизнь?
Иван родился 12 декабря 1991 года, вместе с Россией. Через четыре дня после смерти отца. Тот, пьяный, то ли уснул на железнодорожных путях, то ли сознательно бросился под поезд. Разрезало на несколько частей.
Родичи кое-как сложили труп и быстренько похоронили. Не до того было. В стране творилось черте что.
У отца было то же самое, рассказывала мать. В последние годы он просто с ума сходил от боли. Много пил и кричал, что у него отрывается руки, ноги, голова… Может, что про себя предчувствовал. А может, не только про себя.
Из-за своей непонятной науке болезни Иван не смог закончить университет. Шутка ли — все время пребывать в мучительной боли или в ее мучительном ожидании.
От того же ни хорошей работы, ни личной жизни толком не получалось. Жил кое-как, перебивался случайными заработками, сдавал металлы. Когда отходил от очередного приступа и трезвел, снова садился за математику, астрономию, астрологию, алхимию, теологию, за что угодно.
Пытался понять. Стены сиротской квартиры покрывались рисунками, графиками, схемами…
Странную связь между блуждающей по телу болью и разнообразными катастрофами в стране он заметил несколько лет тому назад. Окончательно убедился, когда чуть не умер во время Беслана. Тогда же начал анализировать и вести на себе самом горестную летопись.
***
Двери в камеру загремели, и Иван отвлекся от воспоминаний. По гулкому гнусному коридору отвели на допрос. В очередной раз приказали раздеться, начали фотографировать.
Фотограф восхищенно матернулся. Голый Иван выглядел странно и страшно. Все его тощее, недокормленное тело было густо покрыто татуировками: точками, надписями и линиями. Линии — разные, сплошные и пунктирные — вились по телу, переплетались, сходились и расходились, напоминали безумную карту безумного мира.
Его как-то вычислили по электронным письмам с предупреждениями о катастрофах и терактах, которые он анонимно посылал в ФСБ. В последнее время усилия по расшифровке собственной боли начали приносить результаты. Порой, когда ему удавалось что-то угадать, это уменьшало или вообще убирало боль.
Московские недавние теракты он просчитал довольно точно. Предупредил и, вроде, сработало. Лужа раскаленного металла в желудке заметно остыла. Видать ожидалось, что-то совсем уж ужасное, но милиция активизировалась и спугнула террористок.
А вот Распадскую просчитать не удалось — она шла по другим виткам, техногенным, статистики было меньше, графики не выстраивались. Понял только, что где-то в Кузбассе, пытался предупредить, но либо не поверили, либо не успели.
ФСБ решило, что он как-то связан с террористами. Допрашивали по несколько раз в день. Пока относительно мягко.
Сегодня новый следователь. Вместо интеллигентного Михайловского, которого он почти уже убедил. Круглый, краснокожий, быстрый. Злым, громким шепотом сразу предупредил:
— Я не слюнтяй Михайловский, на меня все эти мистические бредни не подействуют.
Все по-новой, одни и те же вопросы, одни и те же ответы. Абсурдный спектакль. Дважды абсурдный, если прислушаться к словам.
Зайдя на третий круг абсурда, новый следователь начал заводиться. А может специально заводил себя, чтоб нагнать страху. Наконец, сорвался, побледнел, сердито метнулся из кабинета и через минуту вбежал обратно с милицейской дубинкой.
— Прошу вас, не бейте меня — вежливо попросил его Иван. — Дело в том, что… я, конечно, не проверял — у меня и без того сильные боли — но, возможно, существует и обратная связь.
Обжигающий удар по печени вместо ответа.
«Дагестан. — подумал Иван, рухнув со стула и скрючившись от боли. — Или Чечня. Теракт. Человек 10».
Удар по спине.
«Сибирь. Ближе к югу. Пожар. Человек 15-20.
Еще и еще по спине.
«Нет, больше. Человек 50».
Несколько ослепительных ударов по голове.
«Кажется, — теряя сознание, подумал Иван, — у нас скоро будет новое правительство».
30.03.2023 Сусанин без лесов и болот. Почему несомненен подвиг костромского мужика?
О том, что совершил Сусанин, нам известно благодаря царю Михаилу «Кроткому», который в 1613 г. не знал, что его спас Иван Сусанин. А узнав и удостоверившись в том, что его не водят за нос, поступил так, как велит совесть, и наградил потомков героя.