Было еще открыто. Успел.
Приемщик долго разглядывал часы. Он прикладывал их к уху, проверял чистоту звука механизма, рассматривал сквозь лупу циферблат. Затем, утвердительно кивнув головой, принялся заполнять бланк.
Я вышел из ломбарда.
Улицы начал наполнять туман, редкие прохожие выплывали из него как «летучие голландцы».
Пройдя несколько кварталов, свернул на узкую улочку, ведущую к театру. Миновав ювелирный магазин, я остановился перед дверями гостиницы. На первом этаже был уютный паб. Немного помешкав, я вошел.
Я сидел в углу и потихоньку отхлебывал из бокала темное пиво. Оглядев зал, я заметил симпатичную женщину. Вермута в ее рюмке оставалось только на один маленький глоток. Я подумал, почему бы мне не угостить ее? В самом деле, тех денег, что я выручил за часы, мне вполне хватит оплатить квартиру и еще останется. До следующей зарплаты как-нибудь продержусь...
Она оказалась веселой женщиной. Назвав себя Мариной, она протянула мне свою узкую ладонь с розовым лаком на коротко стриженных ногтях.
Мы взяли по одному стакану еще.
Ее квартира располагалась на первом этаже, и единственная комната встретила нас разложенным диваном.
За кухонным столом, сидя перед наполненной окурками пепельницей, мы дошли до половины бутылки ирландского синглмальта. Открытое окно дышало сыростью мне в спину.
Марина сказала, что желает получить деньги вперед.
В третьем часу утра невозможно поймать такси — поплелся пешком.
Головная боль и тяжесть во рту от скуренных сигарет, разбавленных несчитанным количеством рюмок виски, вязала ноги. Я вспомнил о постели в оставленной квартире.
Стараясь быть неслышным, я вошел в квартиру. Разделся и прошел в спальню.
В спальне горел свет. Жена сидела на кровати и пыталась убаюкать сына. Он потихоньку подвывал, у него начали прорезаться зубы. Я вышел в другую комнату, там лег на диван и укрылся пледом.
— Ты где был? — спросила Таня.
Она произнесла это шепотом, боясь разбудить маленького сына: дверь в комнату была приоткрыта.
— Да, знаешь... у Коляна сидели, — произнес я, глядя в пол.
— Выпивали ? От тебя несет спиртным, — она села рядом. — У Никиты снова зубки болят, всю ночь не спала.
— Днем наверстаешь, — ответил я.
— Куда там, — возразила она, — с ними разве отдохнешь? Вовке завтрак приготовить, в садик отвести, потом с малышом погулять, накормить обедом, уложить спать, ужин приготовить...
Я увидел лежащий на телевизоре неоплаченный счет за квартиру и вспомнил о часах. Лицо Тани, такое счастливое; золотые часы на черном бархате, за день до свадьбы — ее подарок. Светлый костюм и часы на загорелом запястье... гроза... мы промокли... счастлив...
— От тебя пахнет духами.
— От меня? С чего ты взяла? — я попытался улыбнуться.
— Андрей... что же ты делаешь?..
Она неслышно заплакала, в соседней комнате спал маленький Никита.
Мне стало мерзко и отчаяние сменилось на злобу.
— Заткнись... тварь, — я столкнул ее с дивана. Она глухо упала на пол, ковер, подаренный нам на свадьбу, смягчил удар; ее халат распахнулся, обнажив шрам на животе. Ей делали кесарево, и первый, кто держал на руках Никитку, был я.
Запищал будильник, мне пора было идти на работу. Я встал с дивана и перешагнул через лежащую на полу Татьяну. Она подрагивала головой, прижав ладони к лицу, ее длинные пальцы были мокры от слез. В еле уловимых всхлипываниях слышалась обида и жалость. Жалость к детям, к себе.
Я вышел из холодного подъезда. Небо было чисто, осенний воздух пах гарью жженых листьев.
Я закурил и шагнул навстречу новому дню.
22.03.2023 Палачи Хатыни. Самую кровавую работу немцы поручали коллаборационистам
Согласно современным данным историков, за 1133 дня оккупации Белорусской ССР гитлеровцы и их пособники в ходе 140 карательных операций уничтожили более 5400 деревень, 628 из них — вместе с жителями.
: 850 
: 0 
