Книжный магазин «Knima»

Альманах Снежный Ком
Новости культуры, новости сайта Редакторы сайта Список авторов на Снежном Литературный форум Правила, законы, условности Опубликовать произведение


Просмотров: 1960 Комментариев: 14 Рекомендации : 3   
Оценка: 5.86

опубликовано: 2007-01-15
редактор: *


БАБАЙ | Евгений Эдин | Рассказы | Проза |
версия для печати


БАБАЙ
Евгений Эдин

Когда-То Кучерявый Леха просунул когда-то кучерявую, а теперь с кивиобразным пушком голову в комнату и забубнил:


   

— Слушай, попадалово какое… Мамка запрягла с Ленкой посидеть. Полчаса буквально… Подождешь еще, а? Не в падлу, Жека!


   

Писклявый голос Лехи недавно сменился настоящим басом, и такой жалобный бубнеж здорово смешил. Конечно, сидеть у Лехи еще лишний час — где полчаса, там, понятно, и час — не особо-то… Но идти через сорок третий садик одному, по сугробам, в потемках, совсем уж неуютно. А товарищ в плане кулаков и полезных знакомств из Лехи хороший. Помню, когда он еще был Фактически Кучерявым, он кидался в драку с каждым, кто назовет его бараном, или просто — усомнится в идеальности его прически… Сейчас-то он стрижется почти налысо, под «киви», поэтому я зову его не Кучерявый Леха, а Когда-То Кучерявый Леха.


   

— Полчаса? — протянул я кисло. Отвернул грязноватый уже рукав, глянул на часы. — А че такое-то?


   

— Да-а… щас батя припрется. Такое будет… Не в падлу, а? Жека! Надо ее, понимаешь, занять. Ленку. А ты же вроде как ее… — Леха разулыбался. — Вы же с ней…


   

— Паш-шел ты.


   

— Пойдешь щас. Да не в падлу, Жек! Я ж тебя не бросаю никогда…


   

— «Не броса-аю»… А че — батя-то?


   

— Да-а… Бухает, все выносит. Черт с рогами. У них у обоих с мамкой уже — фишку рвет. Понимаешь, это для Ленкиной психики вредно — смотреть на них.


   

— Да уж. Попадалово… Ладно. Давай ее сюда. Тащи!


   

Лехина голова исчезла.


   

 


   

Недавно разошелся слух, что Лехина сестра Ленка в меня — по уши. Конечно, это всего лишь слух. И распустил его, конечно, Леха.


   

Хотя — мне Ленка нравится, если напрямую. Она всегда такая серьезная, особенно когда играет в свои куклы, домики там разные… Ну, нравится, само собой, не как… нравится — ну — просто! Вот подрастет, тогда посмотрим, что из нее получится. И учтем. И сделаем соответствующие выводы. А сейчас ей — то ли четыре, то ли пять. Или три? А мне — тринадцать. А Лехе, значит — четырнадцать.


   

 


   

— …Вот тебе твой Жека. Евгений Дмитриевич, то есть, — Леха ввел за руку Ленку. — Играй, тока не поломай его. Это игрулька китайская, хрупкая…


   

— Добазаришься. Ты куда?


   

— Да щас, мафон…


   

Ленка беспомощно оглянулась. Знакомого и надежного брата не было. Снизу вверх посмотрела на меня огромными глазами.


   

Я вот так не могу — пристально, долго — в глаза. А дети на всех так смотрят. Во всяком случае, на меня — всегда. А я от этого начинаю по-дурацки улыбаться. Как сейчас.


   

Я присел и протянул руку.


   

— Ну, здорово, мадам! — когда я теряюсь, то начинаю говорить шутовски-вычурно. С девчонками постарше это работает. — Мы, кажется, не были… представлены? Меня зовут Жека. А вас?


   

Ленка вложила маленькую влажную руку в мою ладонь.


   

— Лена. Вадимиовна.


   

— О как… ну, ничего, бывает. — Я встал. Огляделся. Хлопнул ладонями по бедрам. — Так-с. Ну… В садик-то ходишь?


   

Леха вошел в комнату с чудовищным кассетником.


   

— Оба! А че комп?


   

— Да колонки че-то опять сдохли…


   

Лехина семья живет не особо богато: тетя Нина в детсаду нянечка, а батя бухает по-черному. Комп вон подержанный купили — успевай чинить: то колонки, то еще что. Все у них как-то заброшено, недоделано. И в квартире холоднее. И даже лампочки кажутся маленькие, тусклые. А тени совсем черные, густые, не как у нас.


   

— Музыка — дело полезное, — Леха скривил рожу, засовывая руку со штепселем далеко за шкаф, где пряталась розетка. — Сейчас они там… врубят свою музыку. Симфонию. Баха…ха. Ха… Оппа.


   

— Я две недели в садик не ходила, — сказала Ленка серьезно. Она все говорит и делает вдумчиво, не размениваясь, участвуя в процессе полностью, каждой клеточкой.


   

— А? А… Это ты да, молодец… — говорю. — Стой! А че не ходила-то?


   

— Ангина. Лаингит ыще.


   

— Это, брат Елена Владимировна, плохо. Это, брат, ты мороженого, наверное, переела. Ага?


   

— Я не бат. Бат — Алеша.


   

— Ну извините, сэр. То есть мэм. Экскьюзми. Исправлюсь. Ок? — я добренько, взросло рассмеялся.


   

Ленка изучающе, не мигая, смотрела мне в лицо. Одновременно поправляя сползающие колготки салатного цвета. И, по-моему, делала серьезные выводы о моей умственной полноценности. Ну, то есть, что я, наверное, совсем дурак.


   

Я подумал с досадой, что почему-то ей не нравлюсь. Вообще не нравлюсь. Какое уж там — «по уши». Ну не умею я с ними! Еще была б у меня своя сестра, а то — нету ж…


   

 


   

Ленка отвернулась — вычеркнув меня из своей реальности, да еще стерев резинкой. Спросила Леху:


   

— А почему не идет бабай?


   

— Идет. Топает… Скоро уже притопает, — мотая кассету, хмуро пообещал Леха. — Ты тогда, давай, не высовывайся.


   

«…Э-астановилось, мое се-ардце замеры-ла!», — заорало из магнитофона. И заткнулось.


   

— Под кавать идти?


   

— Нет, ну… под кровать-то не надо. Будете тут с Жекой играть тихонечко. Бабай пошумит-пошумит маленько и уйдет. Тогда пойдешь к маме.


   

— А ты не уйдешь? Ты не уходи.


   

Брат казался более надежной защитой.


   

— Да посижу уж…


   

— Ядышком?


   

— Ядышком.


   

Получив все необходимые для дальнейшего существования сведения, Ленка снова повернулась ко мне. Приняла в свою вселенную.


   

— А во что игать?


   

— Как во что? В куклы, — сказал Леха. Сам-то, умник, уселся за комп. — Он любит.


   

— Ну да, — говорю. — Куклы — это мое любимое. Как прихожу домой, так и давай зарубаться… в куклы.


   

— Ага. Знаешь, как мама евоная ругается! Женечка, говорит, ты зачем это кукол раздеваешь? Я вот тебе ремешочка…


   

Я спрятал руку за спину и показал Лехе средний палец. Леха хрюкнул.


   

— «Вя-вя»… «Евоная»… Врун твой братан, Ленка. Ну, показывай своих кукол уже.


   

 


   

Отчетливо прозвучал звонок. Дин-дон! Дин-дин-дин-дин…


   

 


   

 —


   

 


   

— Бабай? — спросила Ленка, остановившись на полдороги к коробке игрушек.


   

— Да нет, — сказал Леха. — Соседка, наверное. Давай музыку слушать.


   

Ткнул пальцем «плей». — «…А мае се-ардце эастановилось!» — с готовностью запел Саня Васильев. — «А мае се-ардце замер-рыла!»


   

— Иногда вообще приходится — на всю катушку, — сообщил Леха. — Соседи стреляются… Ну, покажи давай Жене игрушки, Лена!


   

Ленка подтащила большую коробку с разным хламом. Там, наверное, были еще Лехины игрушки — какие-то трансформеры, машинки без колес… Быстро выискала в куче сравнительно целую Барби — для себя — и подвинула коробку мне:


   

— Выбиай.


   

Покосилась на дверь.


   

 


   

Там, за дверью, бабай уже вовсю располагался; ворочался, топал и ворчал. Не знай я, что это Лехин батя, мне было бы не по себе. Слышался голос Лехиной матери, тети Нины. Сухой, отрывистый — обычно-то у нее совсем другой. Она говорила: «Опять? Опять?»


   

Леха прибавил звук: «…Не стала звездой Голливуда, не выходишь на подиум в нижнем белье!» Сидел, насупившись. Играл в «Морской бой», кажется. Хорошие игрухи его машина не тянет.


   

 


   

Ну, я выбрал особенно лихой, бывалый экземпляр — то ли медведя, то ли зайца, то ли кота — на месте хвоста и головы были дырки — и заходил этим по полу:


   

— Я Заяц-от-Лены-побегаец! Где мой друг Ежик-ни-головы-ни-ножек?


   

— Что ли ты не видишь, что он без головы? — мрачно сказала Ленка. — Как он говоит?


   

— Понял че, — гоготнул Леха. — Ты не смотри, что она маленькая. Так отхает…


   

— Учтем. Иди вообще помогать — уселся, деловая колбаса.


   

— Спакуха. Я за мафон ответственный.


   

Я решил больше не выделяться, поэтому выбрал почти целого робота. Решил — неговорящего. Сразу проинформировал:


   

— Я самый ужасный в мире неговорящий робот!


   

И несколько раз им прошагал, «лязгая» деталями. Лязгать приходилось громко — сквозь Саню Васильева.


   

Ленка критически посмотрела на Неговорящего Робота, но возражать не стала. Ну, слава тебе, боже.


   

 


   

Минутку бесцельно пошатавшись куклой по полу, рядом с тупо вышагивающим роботом, предложила:


   

— Давай обот как будто папа, а кукла как будто мама? Давай?


   

— Давай. Гулять так гулять.


   

Посопела.


   

— А давай ыще, как будто мы ссоимся?


   

— Ну, не знаю даже… Ну, давай поссоримся разок. Если уж не это… невтерпеж.


   

Кукла попрыгала на месте, собираясь с мыслями. Потом отчетливо и бесстрастно выдала:


   

— Уйди, сука, отсюдова. Ты деньги опять попил? Вот и уходи, давай, отсюдова!


   

Я хрюкнул и посмотрел на Леху. Леха тоже выпучился на меня — расслышал. Убавил музыку и засипел:


   

— Лена, ты что! Нельзя так говорить. А то услышит бабай, и заберет! Он же вон где — за дверью!


   

Ленка в голове просчитала варианты — бояться или не бояться. Сказала:


   

— Ты же говоишь, и не забиает. И мама говоит. И не забиает.


   

— Ну… не ври уж. Мама не говорит. А я — тихонько. Мне… меня — обломается забирать.


   

— Ага, — сказал я. — Леха к нему в мешок не поместится. Здоровый вымахал.


   

— Да. А ты в самый раз влезешь. Так что рот на замок давай-ка!


   

Посопела, уложила в голове.


   

— Ладно, я не буду. Давай дальше.


   

Куколка попрыгала, подумала, и выдала очередной залп:


   

— Тунеяльдец! Уходи, кому говоят! А я к любовнику пойду.


   

Мы гоготнули.


   

— К какому еще любовнику? — проржал Леха. — Во гонит!


   

Кукла подумала, повертелась из стороны в сторону и пояснила:


   

— А к Боису. Вот сейчас же поеду на такси. Уходи, а то он тебя с лестницы столкнет.


   

— К какому Борису? Ты че несешь? — Леха совсем убавил музыку. Говорит мне: — Это она уже на тебя играет.


   

 


   

— …УЙДИ! ПОШШЕЛ, ГОВОРЮ, ПО ДОБРУ-У-У! — резанул из-за  двери надрывный голос тети Нины. — Совести совсем нету уже, да-а?! Пропил, про…бал совсем, да-а?!


   

 


   

И что-то гулко упало, бумкнуло, вроде медного таза или подноса.


   

 


   

В ответ послышалось: «бу-бу-бу» — не разобрать… Низкое такое, рычащее.


   

 


   

Совсем — бабайское.


   

 


   

 —


   

 


   

Мне стало страшно. У Сереги Голоса отец раз мать рубанул, по пьяни — еле выжила. Серега успел позвать соседей — прибежали, оттащили. Долго в больнице лежала. А отца посадили. Серега был мой лучший друг в пятом классе.


   

— Может, ментов вызвать? — предложил я опасливо.


   

Ленка странно, громко дышала, смотря на дверь, но почему-то не плакала. Вдох. Пауза. Выдох. Даже ничего не спросила — дышала и молчала. Я бы на ее месте, наверное, ревел.


   

— Да… нет. Это еще так… фигня, — сказал Леха, глядя под стол. — Не надо.


   

Прибавил громкость. Теперь уже началась «А я рыба без трусов». Веселая такая песня — про то, что не надо в жизни унывать и серьезничать. «Э-а я рыба без трусо-эв, э-а я рыба, э-а я рыба, э-а я рыба без трусо-эв…» Клевая песня.


   

Сам вылез из-за  компа и сел на колени, рядом с нами. Поближе к двери. Прислушивался — аж уши шевелились.


   

— Ну, че сопишь? Играй давай, — сказал Ленке. — Меня-то в игру возьмешь? А? Лена?


   

Леха вытащил из коробки почти белого медведя. Нашел под кроватью пыльный носок и надел медведю на голову, как колпак. Ленка чуть улыбнулась — исподлобья. Перестала сопеть.


   

— А давайте, — говорю, — как будто мы не ссоримся, а… ну, в гости пошли? Эй! А, Ленка? Давай?


   

— Давай, — без энтузиазма сказала Ленка.


   

 


   

И мы — робот и кукла — как будто пошли в гости к медведю. А медведь — Леха — нас как будто принимал. Но как-то без огонька все получилось. В конце концов, показалось, что нам с Лехой играть интереснее, чем Ленке — настолько квелый был у нее вид. Бедняга. Она прислушивалась к голосам и шуму снаружи.


   

Леха встал и еще прибавил громкость. «…Меня позволено топта-эть! Меня позволено сожра-эть! Но перед этим, перед этим, ты сумей меня пойма-эть!!» Веселая песня.


   

Хотя, если вдуматься, в чем-то и жуткая, да?


   

Особенно сейчас — когда за дверью бушевал бабай.


   

 


   

 —


   

 


   

Долго играли. Делали вид, что весело и интересно. В крысу. В хорошую семью. В дочки матери даже, кажется. Во все переиграли. А на самом деле не играли, а прислушивались — все трое.


   

Я тоскливо посматривал на часы — прошло уже пятьдесят минут. На улице совсем стемнело, вовсю мела вьюга. Леха тоскливо посматривал на меня — боялся, что уйду все-таки без него.


   

Ну а — как мне их бросать? Че я, совсем?


   

Тем более, выходить из комнаты, пока там Лехин батя, абсолютно не тянуло. Я его вообще побаивался. Побабаивался. Он был здоровенный, молчаливый, и всегда странно, нехорошо на меня смотрел.


   

Однажды мы с Лехой разбили стекло в чешской стенке — пинали мяч. Может, поэтому.


   

 


   

Наконец Ленка затеребила брата, зашептала. Я все ждал, когда это случится. У меня у самого уже… Потому что чаю перед этим надулись, как верблюды — впрок.


   

— Чего? Ну, громче! — Леха нервничал.


   

Она сердито прошипела:


   

— Писить хочу!


   

— А… Лен, ну потерпи маленько! Че я тебе сейчас… Еще десять минуток потерпи, а? Домик свой вон Жеке покажи.


   

Ленка тускло глянула на меня.


   

— Он не хочет.


   

— Да как не хочет? Хочет. Хочешь, Жека?


   

— Само собой! А че за домик? Ну-ка, — оживился я. И наконец-то, на законных основаниях, выпустил робота. Я так долго его держал, аж рука вспотела. И нога затекла сидеть.


   

— С куклами показывать? — бесцветно спросила Ленка.


   

— С куклами, с шмуклами… Со всем тащи.


   

Ленка ушла в дальний угол комнаты и полезла под стол, где, видать, обреталось ее главное сокровище.


   

 


   

За дверью что-то звонко разбилось. Как раз в паузу между песнями. Послышалась возня.


   

И тут же, запоздало, из магнитофона заблеяло: «Но знай, захочешь обмануть, вдова родит козла-э!» Вообще страшненькая песенка. Из ранних.


   

Черт, не могут же они драться?!


   

Тетя Нина такая маленькая, худенькая — даже мы с Лехой уже выше — а бабай такой здоровенный. Он надвое может ее…


   

Не могут же?


   

 


   


   

— УДДИ-И!! С ДОРРОГИ, СТЕРВЬ!!


   

 


   

…И — в стену, будто кувалдой. Я почувствовал, как стена дрогнула.


   

 


   

…И тети Нинин голос, тихий, почти ласковый:


   

 


   

— Еще? Еще? Ну чего, еще бей… Давай? Башкой еще ударь, да… Лбом, да… Да-а, так от! Не поумнеешь, может, хоть башку расшибешь… Да, от так от…


   

 


   

Еще удар. Бумм! Еще. Бу-у-м-м!! Казалось, даже люстра качается. И тени шевелятся на тускло освещенных стенах.


   

 


   

Ленка вылезла из под стола, во все глаза уставилась на стену. Разинула рот. Сквозь орущую под ухо музыку голосов она не слышала, но удары, видимо, почувствовала.


   

 


   

На лице Когда-То Кучерявого Лехи ярко проступили веснушки — совсем черные. Да и я вряд ли лучше. Мне, кстати, было холодно, аж зубы начали постукивать.


   

— Может, соседей?.. — говорю.


   

— Да… не, — пробормотал Леха. — Это он в стену. Стращает. если мамку будет, тогда сразу рвем…


   

 


   

Сидели на коленях, не мигая. Вытягивали шеи. Прислушивались — всей кожей. Мышцы напряглись, как перед стометровкой — мы готовились в любой момент сорваться и выбежать.


   

Бумм!


   

Хотя, что бы мы сделали? Мелочь пузатая? Удалось бы выскользнуть и позвать соседей — и то ладно.


   

 


   

Я посмотрел на Ленку. Она уже стояла возле нас, вцепившись в Лехино плечо, и снова шумно дышала. Вдох. Пауза. Выдох. Вдох. Пауза. Выдох. Так, наверное, дышат астматики. Смотрела на дверь. Глаза по пятаку. Я у нее таких не видел.


   

 


   

Сбавили вроде…


   

 


   

Ага, точно.


   

 


   

Тени на стенах замерли.


   

 


   

— Лен? Ну ты че? Показывай свой домик-то! — сказал Леха хрипло.


   

 


   

 —


   

 


   

Она подошла к столу. Взяла большой домик с острой крышей в охапку. Понесла к нам.


   

 


   

 —


   

 


   

Дверь отлетела и громко врезалась в кровать.


   


   

 —


   

 


   

Тетя Нина в халате, стоя спиной к нам, расставив руки, закрывала проход в комнату.


   

 


   

Закрывала проход бабаю.


   

 


   

Я давно не видел Лехиного батю. Даже не сразу его узнал — в коридоре было темно. Он, видимо, сильно похудел, потому что казался нереально высоким. Мне врезалось в память, что у него серое лицо и мертвые, неподвижные, глаза. И длинные грязные руки с черными ногтями. Они страшно висели вдоль тела. Хотя я вряд ли мог видеть ногти, да? Не заметил, в чем он одет. А обут в кирзовые сапоги — он всегда в них ходил.


   

 


   

Он молчал. Она визжала — страшно! — будто убивают:


   

 


   

— …Пошел отсюдова-а, кровосос! Ты все соки уже из нас выпи-ил, гад! Пошел отсюдова-а! — и так далее. Долго кричала. А он молчал.


   

 


   

Потом она перестала кричать, переводя дух, и он сказал — могильным голосом:


   

 


   

— Удди, стервь.


   

 


   

— Сам уйди, голодранец! — опять завизжала она. — Да это что такое, а-а? Что, еще у детей будем игрушки забирать? У детей своих, да-а?! Лешка, звони в милицию! Пропивать игрушки будем, да-а?! Лешка, звони давай живо!


   

 


   

Леха зашарил по карманам, не отрывая от родителей взгляда.


   

 


   

Я помнил, что его мобильник сломался, но он все не хотел говорить матери.


   

 


   

А сейчас он, видать, растерялся и забыл. И искал теперь по карманам.


   

 


   

А я даже не вспомнил, что у меня с собой есть мой мобильник.


   

 


   

Тетя Нина била мужа кулаками по груди — выше не могла достать. И при этом рычала, как собака, когда у нее отбирают кость: «А-ыа-ыа…»


   

Он даже не защищался. Смотрел в комнату, на нас, моргая.


   

 


   

— Гнида ты бесстыжая, совсем совести уже нету-у? У ребенка уже забирать будешь? Ну забирай, гад, забирай, чтоб тебя-ах-ах-ха-а…


   

 


   

Она перестала нападать — заплакала, прислонясь к стене. И вдруг неожиданно бросилась на него. Такая маленькая, злая.


   

 


   

Он выставил руку и ее отбросил — легко и даже как-то случайно, скользом.


   

 


   

Она отлетела и упала возле кровати. Громко стукнулась чем-то. У нее задрался халат. Ноги были в синяках.


   

 


   

 —


   

 


   

Леха бросился к ней.


   

 


   

— Мама! Вызывай ментов, Жека! Ну че стоишь, как лупень? Вызывай!


   

 


   

Я трясущимися, замерзшими руками вытащил мобильник. Пока вытаскивал, думал, нужно ли набирать код или нет? Никогда не приходилось звонить в милицию.


   

 


   

Бабай уставился на меня мертвыми глазами. Смотрел и молчал.


   

 


   

Я поднял руку с телефоном.


   

 


   

Он смотрел.


   

 


   

— …Вызывай, Жека! Ну че ты такой пень! — Леха почти ревел, плакал. Далеко-далеко от меня.


   

 


   

Я нажал 02. А может, какие-то другие клавиши. Пик-пик. Для меня уже не было разницы. Было просто — пик-пик. Все.


   

 


   

И тогда бабай тяжело, всем телом, шагнул в комнату.


   

 


   

Смотрел на меня равнодушно и делал тяжелый шаг — всем корпусом, закрывая выход.


   

 


   

 —


   

 


   

И вдруг заплакала Ленка. Она сидела в углу, за кроватью, рядом стоял домик, я видел только его острую зеленую крышу. Я не слышал, дышала ли она перед этим. Сразу же услышал плач.


   


   

Он повернул голову к ней. Моргнул тупо, недоумевающе.


   

 


   

Мне показалось, что это было долго, но, скорее всего — несколько секунд.


   

 


   

Потом убрал ногу из комнаты.


   

 


   

Повернулся, пошатнувшись, и медленно вышел в коридор.


   

 


   

 —


   

 


   

Я слышал, как бы мимо головы, ушей, слышал, будто из-под  потолка, как Леха говорит:


   

— …Мам, ты че? Ну мам… Ты нормально?


   


   

Потом видел, что тетя Нина поднялась, и чуть прихрамывая, мимо меня, идет к Ленке:


   

— Ты моя маленькая… испугалась, да? Ну, иди сюда…


   

 


   

Потом видел, как она ее поднимает и уносит. У Ленки были мокрые колготки.


   

 


   

— Ну ладно, ладно. Ну все, все.


   

— Что ли папка тепей бабай, а? Что ли па-апка бабай?.. — всхлипывала Ленка.


   

— Ну тихо, тихо. Все, все, — говорила тетя Нина, унося Ленку из комнаты. — Тихо, тихо. Все, все.


   

— Что… ли… мам…


   

 


   

Чик, чик — щелкал магнитофон. В нем кончилась кассета.


   

 


   

В коридоре мы с Лехой молча пожали руки.


   

Я медленно, осторожно, спустился по темной лестнице. Выглянул во двор. Там было тихо. Еще маленько мело. Намело большие сугробы.


   

Я побежал домой. Держась подальше от подворотен, где длинные руки с черными ногтями скрюченно застывали, подкарауливая меня.

6.1.2007

 




комментарии | средняя оценка: 5.86


новости | редакторы | авторы | форум | кино | добавить текст | правила | реклама | RSS

27.03.2024
Юрий Назаров: Пугачева, Галкин и Макаревич - нелюди и одного места лизы
Уехавшие артисты абсолютно проигнорировали теракт и трагедию, произошедшую в подмосковном «Крокус Сити Холле».
27.03.2024
Группа «Пикник» переопубликовала песню «За невинно убиенных»
Музыканты сопроводили композицию видеорядом со свечой.
26.03.2024
Итальянского певца Pupo не пустят на фестиваль Бельгии из-за концерта в РФ
На сцене Государственного Кремлевского дворца 15 марта состоялся концерт «Большой бенефис Pupo. В кругу друзей» с участием известных российских артистов.
26.03.2024
Русский Прут. Красную армию не остановил даже «майор Половодье»
Гитлеровские войска от русских прикрывали не только грязь и бездорожье, но и шесть (!) рек — Горный Тикеч, Южный Буг, Днестр, Реут, Прут, Сирет. В течение месяца эти реки были одна за другой форсированы частями 2-го Украинского фронта.