Альманах «Снежный ком»

www.snezhny.com



Завтрак в кафе «постМ» | nightingle | Рассказы |

Завтрак в кафе «постМ» - nightingle

"…И сакральная суть ускользнёт, как последняя сука,
И устанут герои, и тоже решатся не жить.
И никто не узнает, как вечная серая скука
Устранённую явь вдруг сумеет собой заменить. "

Витухновская. «Считалочка ничто»


 


 Здесь царила атмосфера легкой и ненавязчивой шизофрении. По стенам разбегались копии Босха и, попсовенькие, — Уорхола, чьи-то фотопортреты и короткие, занимающие едва ли десятую часть листа в тяжёлой рамке, хокку. С ближайшей фотоработы на меня исподлобья глядел мрачный, чёрно-белый Тарантино. Объект опаздывал, и я скучала в этой отвратной до рвоты обстановке, бросая взгляды то на компанию стильно-разноцветных мажоров, педиковатых и надменных, пьющих холодные кофейные коктейли, то на Босха, то, сквозь высокие, облипшие снегом окна, — на Тверскую.



 Я не сочеталась с этим местом: чёрная кофта, без опознавательных знаков и совершенно негламурная, и китайские джинсы. В этом был какой-то протест, но одновременно и не хватало нужной утончённости, хотя прокатить могло. Помещение слегка плыло перед глазами: 9 утра — не моё время. Поразительное несочетание места и времени. Какое блядство, — подумала я, прокручивая ложечкой в кофейной чашке магический утренний противочасовой круг.


 


 Звякнули наддверные, явно купленные на ближайшей распродаже wind-chimes, я подняла расфокусированный, все время съезжающий куда-то влево взгляд. Это не был «объект», я чётко поняла, несколько раз прогнав по нейронам поступившую картинку: погоны сержанта милиции, одутловатая, мешком, фигура, лицо, выпирающее словно бы само из себя.



 — Водки, — выплюнул он, обращаясь к девушке за тёмно-зелёной стойкой орехового дерева.


 — Рисовой? — та подняла брови.


 — Хуисовой! — сержант ухмыльнулся своему остроумию. — Обычной, русской.


 


 Девушка, смущённо насупившись, достала бутылку и плеснула в низкую, широкую стопку. Я посмотрела в окно — там всё так же мельтешило, это вызвало головокружение. Возвратив взгляд обратно, на мента, я застала процесс исчезновения водки. Мажоры тоже наблюдали с немым, но кричащим ужасом в глазах, сержанту явно было плевать. Он почти изящно понюхал дольку лимона, бухнул о стойку купюрой, и резко вышел вон.


 


 Вернулась прошлая скука — я отхлебнула кофе по-венски. Было ещё рано для «живой музыки» — странной смеси плохого джаза и дешёвой электронщины, во всяком случае, в прошлый раз, когда я была в этом месте, звук был именно такой. Помнится, я интервьюировала какого-то модного designer, чьё имя, а скорее — ник, вылетело из моей головы, как только я села за расшифровку. В памяти лишь раз за разом всплывало пятнисто-болотное полотно, обтягивающие его тощую грудь, и крючкообразные руки. «Это клёво!» — говорил он. Или — «Класс!». К концу беседы я, извинившись, сбежала в туалет и долго боролась с тошнотой над круговертью унитаза, совершающей логичный, наверное, в этом полушарии почасовой оборот.


 


 Дзынь! — пропела японская лабуда над дверью. Это молодой человек, сразу стало ясно — объект. Он был как-то смущён и сутул, зыркал по сторонам. Наверное, тоже почувствовал эту атмосферу, которая так нравилась дизайнеру с его «класс». Пальто, длинное, почти до пола, висело на нём как на неправильно подобранном манекене-коротышке. И дело не в росте объекта, он не низкий, а в длине безразмерного, и от того, наверное, очень антимодного одеяния. Словно тщательно закошено под какую-нибудь шинель времён первой мировой. Сутулый молодой человек неуверенно, оставляя грязно-слякотные разводы под тяжёлыми ботинками, двинулся в мою сторону.


 


 — Вы же Сорокина? — спросил он, отводя взгляд.


 — Да, здравствуйте. Максим? Садитесь, пожалуйста. А вы, я вижу, не торопились.


 — Простите, — сказал он, усаживаясь. После, наклонившись в мою сторону, — Думал, слежка.


 — Ааа, — многозначительно сказала я.


 — Хотите кофе?


 — Да, наверное, — опустив руку в сумку, висящую на моём стуле странного дизайна, я достала диктофон.


 — Плёночный? — удивился молодой человек.


 — Да. Старый, зато надёжный, — усмехнулась я, после, наклонившись вперёд, заговорщицким шёпотом добавила: «говорят, электронные все прослушиваются».


 — Ааа…


 — Чего изволите? Спросила выползшая из-за  стойки девушка, явно всё ещё не отошедшая от пережитого шока — сержанта с водкой.


 — Венский, — сказала я.


 — Эспрессо, — как-то неуверенно выдавил Максим.


 — Что? — девушка подняла бровь, — Эспрессо.


 — Да. А что — нет?


 — Ну, есть, — на лице официантки совершенно отчётливо проступили 8 классов образования и клинское детство, но всё это тут же скрылось обратно под маску.


 


 Мне вдруг стало неимоверно, нестерпимо скучно от этой, проступившей, обыденности, словно под разноцветным шатром кочующего цирка оказался грязный и едко пахнущий балаган уродцев. Я прикрыла глаза, отстранилась от неестественности окружающего, и перенеслась чуть вперёд, недалеко, на 5 минут. Это просто, словно промотать плёнку магнитофона или диктофона. Зажмуриться, и повторять про себя «Всё пройдёт, всё пройдёт…». Идиотизм, детство в абсолюте. Но работает.


 


 Подняла веки. Кофейная пенка осела на дно чашки, а Максим рассказывал мне что-то. Я не сразу смогла раскодировать звук его голоса, и сначала он напоминал какую-то, то налетающую с ветром, то отлетающую, индейскую песню.


 


 … общество потребления, Даша, это ужасно, правда? Оно неестественно. Пускай, я не смогу изменить ничего конкретного… Кто я? — никто и ничто, — говорил Максим. Его эспрессо был нетронут, и лишь торчала, по старой русской традиции, из чашки блестящая ложечка.


 


 — Кругом зомби. Ну, как в тех старых фильмах. Им нужен наш мозг. Но кто, кто стоит за ними?


 — А как вы полагаете? — отстранённо спросила я.


 — Я не знаю. Но я полагаю бороться с этим. Тяжело, когда не знаешь точно — с чем. Есть только некая система. Понимаете?


 — Да, конечно. И всё же — как?


 


 Максим побледнел сильнее, от чего стал похож на фарфорового Пьеро в каком-нибудь салоне антиквариата. Отогнул длинными своими пальцами полу пальто, которое так и не снял, там перемигивались несколько красных малюток-лампочек. Замешательство длилось секунду, и он явно ощутил это, со странной для столь нескладного человека ловкостью поймав мою напрягшуюся руку на краю стола.


 — Тсс, Даша. Пожалуйста, тише… Не усугубляйте, — зашептал он. Блядство, со стороны мы, должно быть, были похожи на поссорившуюся парочку. Вот и пидорасы эти захихикали.


 


 — Это — край. Мне нужны вы, люди вас читают. Вашу колонку в Night Moscow. Я в том числе.


 — Сегодня читают, завтра нет, — выпалила я. — Я вам совсем-совсем не подхожу, Максим. Что вы хотите?


 — Так уж и не подходите? Нет, вы всё же подумайте — где был бы Одиссей, если бы не Гомер?


 — Одиссей — выдуманный персонаж.


 — Не важно. У него же был прототип… Ну, да. После того, что я хочу совершить, думаю, я тоже перестану быть реальным персонажем. Но кто-то должен будет меня оживить? Вы же понимаете? Вы всё понимаете…


 — Не успеете, — говорю я с какой-то не своей холодностью. — Я закричу. И потом — может у вас муляж? Вы блефуете, Максим. Здесь нет ни единого царя, на кой чёрт вам это место?


 — Блефую, или нет, — снова прошипел он, перегибаясь через столик, почти ложась на него грудью так, что чашка кофе съехала к краю.


 — Не важно, Даша. Бомба — это вы. То, что вы напишите — бомба. Я хочу заявить. Ясно вам?


 — Но как я напишу, если вы и меня взорвёте?


 — Я вам всё расскажу, вы же всё пишите. Вы уйдёте, а потом…


 — То есть, вы думаете — я спокойно уйду, позволив вам…


 — Решим… Там решим.


 


 Он сел прямо, вытянувшись, пробежал взглядам по стенам и ухмыльнулся. Над порогом звякнуло — вошёл ещё кто-то, я не видела, не отрывала глаз от сидящего передо мной. Вдруг прямо сейчас?


 


 — Максим, мне кажется — вы просто хотите прославиться, — осторожно начала я, интуитивно вытягивая слова из пересохшего горла. Слова выходили хрипловатые, тяжёлые, наверное, кому-то показалось бы — сексуальные. Он рассматривал зал, развернувшись в пол оборота на стуле.


 — Идут…


 — Слышите, Максим? Это же детский сад. Вы же славы хотите, заявить можно и другими способами… Скажем, Гринпис…


 — А, зелёные… А чего они добились?


 


Не туда меня несло, не туда.


 


 — Знаете что, Максим. Допустим, вы сделаете то, что задумали. Но я же могу просто взять, и стереть кассету. Будто и не было нашего разговора. Раз. И никто не узнает, поймите, никто не узнает — кто был Максим Борзов, и что он хотел.


 


 — Ошибаетесь, — он повернулся ко мне, посмотрел как-то скучающе. Бледный, неуверенный юноша куда-то пропал, скрылся под морщинами на его лбу. Тоже маска?


 


 — У меня есть друг. Он, как бы это сказать, не вполне разделяет мои взгляды, но если спустя неделю не появится ваш материал, то он самолично разошлёт подготовленное мною заявление в десяток крупнейших электронных СМИ. Либо становитесь героем со мной, либо уж как-то сами.


 — Думаете стать героем? Как Чэпмен?


 — Возможно. Знаете, я в своё время им очень интересовался. Теперь вот даже появилась религия его имени, забыл, как называется.


 — «Марковы дети». «Сотвори себе кумира, затем — уничтожь»… И вы тоже, значит. Хотите церковь пророка Борзова?


 — Ну зачем так громко?


 — А взрывы тихими и не бывают…


 


 Молчание окутало зал, мне даже показалось, что последние слова кто-то услышал. Возможно, кто-то догадается вызвать милицию. Впрочем — пустое. Ну, разговаривают два придурка о каких-то идиотских своих делах. Всё-таки надо было обзавестись электронным диктофоном. Выключила запись.


 


 — Надеюсь, в туалет мне можно отойти? Вы ведь не будете без меня взрываться?


 — Да… Наверное… Я подожду.


 


 Я пересекла постепенно заполняющийся зал, лавируя между столиками, и добралась до дамской комнаты. Умылась холодной водой, посмотрела в зеркало. Успокоиться, надо успокоиться. Захотелось, по старой памяти, слегка припудрить ноздри крошечкой кокаиновой пыльцы. Это бы точно помогло разобраться в ситуации. Осмотрелась — у самого потолка небольшая форточка — может удастся пролезть? Если бы пару дней назад я не угробила мобильник, можно было бы позвонить… Нет, бегать по улице и звать на помощь — некрасиво. Тем более, если я не выйду, этот блядский урод вполне может психануть. В моей голове начал появляться некий план. Ещё раз умывшись, вышла вон.



 — Итак, Максим, — усевшись, я снова включила запись, — вы хотите славы, прикрываясь патетикой о высокой цели?


 — Наверное… Да, такое видение ситуации меня вполне устроит.


 — Ничего у вас не получится, Максим. Что бы я не написала. Так не действуют настоящие герои, это метод скорее бездарных террористов. Угробить побольше простого, пусть и пидорского народа… Кровь, мясо — некрасиво. Здесь, говоря о героях, я имею в виду ту европейскую, мифо-эпосную основу, которая, по большому счёту, сейчас и укоренилась в наших мозгах.


 — Я вас не вполне понимаю.


 — Скажем так, Чэпмен, столь вам любимый, он был драконоборцем. В лице Леннона он пытался победить воплощение зла. Пусть, злом он был конкретно для Марка, но, тем не менее, — у героя должен быть антигерой. А вы хотите взорвать каких-то пидорасов, и что-то этим сказать. Детский сад, Максим.



 Он молчал, и слегка тряслись его руки, обхватившие чашку. Потом он разом, одним глотком уничтожил холодный уже кофе.


 


 — Наверное… Вы правы. Как-то это низко.


 


 Сник, маска разгладилась, лишь осталась в уголках тонких, сомкнутых губ, какая-та злость, раздражение.


 


 — Вот и здорово, — выключаю запись и хочу убрать диктофон в сумку, уже опускаю его внутрь.


 — Подождите, — он прикладывает руку ко лбу, словно у него болит голова, — Я понял. То, что я задумал — глупо и пошло.


 — Вот именно.


 — Но в таком случае — отдайте мне плёнку.


 — Как отдать?


 — Это же моё право. Отдайте, Даша. Зачем она вам теперь?


 — Да, пожалуй. Держите.


 


 Вытаскиваю из сумки точно такую же кассетку, запасную. Он ничего не замечает, эдакая болезненная простота.


 — Спасибо, простите, что отнял ваше время.


 — Ничего. Мне было интересно.


 — Удачи вам, — он деревянно встал, и, пройдя к двери, напоследок звякнувшей, исчез за ней.


 


 Дел сегодня больше не было, и я закрыла глаза…


 


 … и вот, он мне и говорит, — прозвучало рядом. Пузатый мужик рассказывает что-то своей, очевидно, бесформенной жене. Метро, думаю я. Взгляд бегает, не находя за что зацепиться. Я опираюсь спиной о косяк вагонной двери рядом с поручнем. Видимо, еду домой. Закрываю…


 


 … Улица. Чернильная темнота ужа скапливается во дворах, знаменуя скорый приход медленной и тягучей зимней ночи. Где я была до вечера? Я слушаю Mobi, шагая мимо сугробов к своей пятиэтажке. Издалека долетает дребезжащий звук проезжающего трамвая, долетает собачий лай. Руки мёрзнут. Закрываю глаза…


 


 … Вода в ванне горячая. Я слушаю запись. Получится неплохой материал. Впрочем, разве что в какую-нибудь жёлтую газетёнку. О, отдам Боброву. Имя психа изменить, себе псевдоним. Сойдёт. «Отважная корреспондентка предотвращает теракт»… Отвратительно. «Кровавый ленч в кафе «постМ»». Не то. Ладно, потом.


 


 С кухни долетели звуки заставки «Вестей». Вылезаю из остывающей ванны, на ощупь ищу в пропаренном воздухе халат. Нахожу. Оттираю с зеркала полоску. Странно-осунувшееся, худое лицо смотрит на меня. Блядство, на чёрной шапке волос, едва видно светлеет белая прядка. Откуда? Впрочем, чёрт с ней. Наверное, даже красиво.


 


 На кухне, свистит над газом красный пузырь чайника. За окном — беззвёздная, непрозрачная сверху ночь, снизу подсвеченная окнами соседнего дома, выступающего из тёмного оврага двора.


 


 — Чёрным событием была ознаменована сегодняшняя встреча президента с премьер-министром Франции, проходившая, напомним, в… — звук пропал куда-то, и я стала наливать кипяток в чашку.


 


 — … злоумышленник не смог пройти через пост охраны, и привёл в действие взрывное устройство прямо там, — чашка выскочила из рук, врезалась в пол, но так и не разбилась. Липкая лужа ещё не заварившегося чая поползла под стол. На экране красовалось неровное, зазубрено-размазанное красное пятно, внизу переходящее на пол. Суетились люди. Кого-то несли на носилках, кого-то — в целлофане. Шаровыми молниями щёлкали фотовспышки.


 — По не проверенным пока данным пострадало около десяти человек. Пока трудно говорить — была ли акция спланирована заранее и работа ли это одиночки. Тем не менее, в столице введён план «перехват». Пока что, у нас нет фотографии террориста, но вы можете взглянуть на фото-робот…


 


 Я не смотрела на экран, наблюдая, как чайная вода пропитывает мои шлёпанцы. Нет никакого друга, — думала я, у таких, как он, вообще нет никаких друзей. С детства так.


 


 


 Распахнув кухонный шкафчик, я стала выкидывать все эти пакетики, свёртки, коробочки, совершенно ненужные, в лужу. Наконец, отыскала. Вот оно — маленькая красная жестяная банка «Майский чай». Полупустая. Опускаюсь на табурет, всё так же, хоть это и тяжело, не глядя в экран. Цепляю ногтями крышку, и она крутится на столе. Надо ложку… Высыпаю немного порошка и кое-как делю на две полосы. Втягиваю поочерёдно ноздрями. Становится легче.



 Отдирая липнущие ноги от пола, прошлёпала в прихожею, где на высокой тёмной вешалке, в грозу безошибочно ассоциирующейся с поэзией По, висит моя сумка. Запустила руку, и долго нащупывала пластиковую коробочку. Привалившись к полотну двери, я судорожно вдавила перемотку. Щёлк — кассета домоталась до начала. Совершенно автоматически я нажала «запись», спохватившись, ткнула — «стирание». Машинка под моими пальцами слегка шумела в унисон телевизору, целенаправленно уничтожая утреннее зыбкое прошлое. Потом, миллион лет спустя, раздался ещё один щелчок. Сухой и утвердительный — кассетка была пуста. Я сползла на холодный пол и закрыла глаза…


 

Август 2006