Альманах «Снежный ком»

www.snezhny.com



Шёпотом с пустотой | IvaNSolodovniK | Рассказы |

Шёпотом с пустотой - IvaNSolodovniK



Перепрыгнув через чувства,
Очутился в тишине.
Как же было раньше пусто,
Когда звук казался мне!

Знаешь, я никогда не видела рассвета. Я только сегодня об этом подумала. Как так получилось? Закаты можно нумеровать, а рождение нового дня?

Маленький южный городок, на берегу обыкновенного солёного моря, прощался с солнцем. Влюблённые парочки мерно расхаживали по прохладным улицам и намёками обостряли чувства. Она же сидела на краю огромного обрыва, совсем близко к пустоте, и шепталась с ним.

Когда-то, может быть, ты станешь маленьким оврагом, или море поднимется совсем близко к тебе, к губам. Я ведь знаю, что у тебя есть губы, только их не видела, но я чувствую. А я стану землёй, горбиком таким бесформенным. Знаешь, что у нас будет общего? Никто и никогда не вспомнит, что ты был обрывом, а я человеком, потому что обрывов и людей, таких как я, боятся .

Нелли, так звали подружку обрыва, была несчастным человечком среди толпы самодовольных людишек. Она родилась со множеством внешних патологий, уродств, как называют их люди. Чем-то она походила на «дауна» и люди боялись её, они только вслух рассуждают гуманно, а в делах себя городят от неприятных посягательств на свою душонку. Ещё они запрещают своим детям общаться с подобными существами, ах как они глупы, ах как они лживы…

Чем ты занимаешься ночью, когда не спится? Я звёзды считаю, если они есть, а если нет, то представляю, как кружусь в вальсе с принцем какой-то маленькой страны, где все друг-друга знают, а главное — любят. И никто из всех этих жителей не замечает моих… моих недостатков .

Ей было всего семнадцать, и она училась в самой обычной школе. Были у неё и подруги, но только в пределах учебного дня. Всего однажды, услышав, случайно: «Да она нам всех мальчиков распугает», — больше и не хотела никого пугать.

У нас сегодня в школе вечер был. И я стих читала. Марина Николаевна настояла, хотя другие учителя были против — боялись, что я декорации попорчу своим видом. Все Марину Николаевну странной называют, а я не вижу в ней ничего странного. Если она способна любить, не обращая внимания на внешние недостатки, то она трижды человек. Может быть и есть странность в этой троекратности?

Учителя не понимали желания этой странной литераторши выставить Нелли читать стих. Зачем ей это нужно, когда вокруг столько обычных детей, но никто никогда не задумывался — чем её обычность отличается от обычности прочих.

Что я читала? Тебе, правда, интересно? Ну не обижайся, это я шучу. Я читала Марину Цветаеву, знаешь это: Ты дал мне детство лучше сказки, И дай мне смерть в семнадцать лет, — я бы тебе обязательно прочла, но что-то я устала, да и в голос его нужно читать.

Нелли обладала необыкновенно сильным голосом, об этом все знали, но молчали, что знают, потому что не хотели этого признавать. Так бывает. Она даже пела в хоре, но ставили её в самый последний ряд, где её почти не было видно. Так тоже бывает…

Одна женщина подарила мне цветок, розу. Я видела, как она её вынимала из огромного букета и несла мне, смахивая слёзы. Мне никогда не дарили цветы. Это первая, моя (!!!), роза. Я её принесла, чтобы показать тебе. Смотри.

Нелли подошла к самому краю и, опустившись на колени, протянула цветок высоте.

Тебе правда нравится? Мне очень. Особенно мне нравится касаться её губами, так нежно. А можно я подарю её тебе? Всё равно засохнет и станет чучелом, а так я буду знать, что она хранится у тебя и всегда смогу вдыхать её аромат.

Слегка отведя руку, она махнула ею и выпустила цветок из пальцев в пропасть своих откровений. Снова подошла к краю и смотрела, как тот парит в воздухе.

Зачем я это сделала? Ну, я же всё объяснила. Зачем мне дома ещё одно чучело? Ладно, я не буду, но я правда устала. Ты ведь даже и не представляешь, как это тяжело постоянно чувствовать, что тебя не хотят, что к тебе не хотят. Со взглядами я уже давно свыклась, но у меня ведь тоже есть душа и она тоже что-то чувствует! Она не кристальная, но она есть, и я тоже хочу БЫТЬ!!! .

Быть, быть, быть…, — вторил её обрыв.

Возьми меня к себе, пожалуйста.

Это было сказано тихо, почти неслышно, но в ответ разразилось эхом: К себе, к себе, к себе…

Я сегодня так счастлива, что могла бы умереть, не задумываясь. Знаешь, я не могу от тебя скрывать, я, правда, хочу умереть, именно сегодня. Впервые за много лет я счастлива от всего того, что было, и я совсем не хочу проснуться завтра с мыслью, что моё счастье — моё прошлое. Возьми меня к себе, в свою высоту, в свою тишину. Я не стану тебе мешать, я буду тобой с тобой .

Она выпрямилась во весь рост и, бросив взгляд назад, оттолкнулась от края. Живой воздух откинул её волосы и слегка приподнял над землёй, а после отпустил, и она без слёз и крика понеслась в глубокую пустоту, разбивая в полёте человеческую чёрствость. Смерть приравняет её  ко всем, уже ушедшим, и никто не вспомнит её уродств, она об этом мечтала, она об этом ш-е-п-т-а-л-а…

(март 2002)
Солодовник Иван