Альманах «Снежный ком»

www.snezhny.com



Дневник третьего лица: ВИКА | Лиза Зенчевская | Рассказы |

Дневник третьего лица: ВИКА - Лиза Зенчевская

Я люблю ее до беспамятства. Когда я училась в школе, эта маленькая светловолосая девочка доводила меня до экстаза. Как мне хотелось с ней дружить! А она меня — долговязую-очкастую — совсем не замечала. У нее была своя компания, свои подружки, секреты, в которые меня не посвящали… А я все равно надеялась и верила.


 


 Однажды мне было 19 лет (не помню, была ли я тогда девственницей… кажется, не была). Мама как раз уехала в Крым, отдыхать, поправлять свое всегда «на грани» здоровье, набираться сил после поездки на Канары, так что я была совершенно одна, себе предоставленная. Ах да, меня ведь тогда как раз бросал один мальчик, но ему это никак не удавалось. Он как бы уходил, но как бы не до конца. И вот в один из поскуднейших вечеров, когда тоска моя распухала, как, простите, здоровый член в присутствии миловидной дамы, и апогей (глоток водки — мне много не надо) был близок, — вдруг позвонили в дверь. Друзья мои, в ту пору очень уж немногочисленные, в гости ко мне не ходили и вообще адрес на улице такой-то не знали, так что тоска моя сразу опала, а сменила ее настороженность. Я подкралась к двери и заглянула в глазок. Там стояла огненноволосая Вика, которую я не видела с тех пор, как перешла в другую школу.


 


 Так мы стали дружить. Она поселилась в соседнем доме: всего минута ходьбы, и я могла наслаждаться ее обществом, могла пялиться на ее летящие, как пух, волосы, пронзительно-рыжего, не ее, цвета, могла смотреть, как она пускает на моем балконе струйки табачного дыма, чуть-чуть сипловато выговаривая:


 


 — Он ме-ня зае-бал.


 


 Вика, похоже, любила Ивара, а тот был как всегда — сволочью. Вика приходила ко мне и длинно рассказывала, как она возвращалась домой, он шел ей навстречу, он сказал, что видел ее с кем-то, он недолго это выяснял, он ударил ее по лицу, он снова ударил ее по лицу уже другой рукой (правая, наверно, заболела), он еще долго стоял перед ней, он ей что-то говорил, ах, да, он говорил, что она блядь, а она не могла оправдаться, у нее болела челюсть, а на следующий день она от мамы поехала на работу и весь день просидела в темных очках за своей кассой, а он ей звонил и орал в трубку, а она снова не могла ничего ответить, ей надо было кого-то обслужить, а потом он сам приехал к ней на работу и повез ее с работы домой — к ним, в их комнату, и они помирились, а спустя две недели он опять ее ударил по лицу, только синяк старый еще не прошел, и лицо совсем распухло, а еще у нее болела пи…да, потому что ему было мало и мало, и мало, и мало, и все-таки мало.


 


 Потом она съехала от Ивара, хотя он еще не раз ей звонил, а ей было больно и сильно, похоже, она его любила, эту паршивую дрянь.


 


 И я перестала видеть Вику.


 


 Но мне посчастливилось: через полгода она стала жить в моем доме! Я радовалась как щенок: они приходили ко мне вместе с Вовой, Вова зыркал глазами на меня, а мне было плевать, и я пекла им блины, и мы ели их со сваренным Вовиной мамой вареньем. Как-то зимой Вова заболел. Я как раз зашла к ним в гости и, увидев Вована, распластанного на кровати, вызвалась растереть его своей спиртовой настойкой. Растиранием не обошлось, надо было еще и помассажировать. С тех пор я знаю, что массаж я делать умею. Вика и не заметила, как Вова постанывал и покряхтывал от удовольствия, а потом предложил помассировать ему грудь. Но поскольку я сидела на его попе верхом, мне захотелось отказаться. На следующий день он выздоровел.


 


 Что-то около полугода они прожили вместе и разошлись. Вова ушел из дома и стал жить в своей машине. Уговоры мамы и Вики не помогали. Вика курила на моем балконе, роняя слезы на кирпичный пол. Вова объявлялся днем, мылся, обедал и исчезал — бухать и спать в машине. Недели две Вика еще протусовалась наедине с его мамой и поняла, что его в к себе не вернуть. А Вова до сих пор при встрече со мной вспоминает, как я делала ему массаж, и при этом поглаживает по попке какую-то блондинистую мразь лет 15.


 


 Пришлось Вике вернуться к своей маме. Мама у нее инспектор по уголовным делам. Матом она ругается круто — я таких слов и не слыхала. Когда Вика жила у мамы, я любила приходить к ним — послушать что-нибудь новенькое. Еду Вика должна была покупать себе сама. Правда, ее зарплаты не всегда хватало на оплату своей доли коммунальных услуг и на прожитьё. Но она никогда не голодала — мама была добрая временами, а потому позволяла Вике порыться в холодильнике под ее (маминым) присмотром.


 


 А потом появился Дима. Недели через две после их знакомства я перестала гордиться тем, что оказалась виновницей их знакомства. У Димы были: двухлетняя дочь, мать-алкоголичка-инвалид, отец-неалкоголик-инвалид, сестра-школьница, плешивая афганская борзая в возрасте 13 лет и мать двухлетней дочки, периодически, раз в полгода, приходящая в нетрезвом состоянии поглядеть на свою так изменившуюся (как время-то летит!) дочурку.


 


 Через три месяца после жизни с Димой Вика уговорила его сделать ремонт в их комнате, а то стены без обоев и небеленный потолок стали действовать ей на нервы. Стиральную машину они до сих пор не заимели — пока что хватает Вики, сменившей у тазиков сестру и мать.


 


 Вика Диму, наверное, любит: каждый день забирает из садика свою маленькую тезку Викулю — дочку Димы. А Дима: ходит на футбол с Мишей (ахх, Ми-и-и-иша!…), ходит с ним же играть в бильярд, ходит с ним же в Индиго — Дима любит танцевать, — смотрит с ним же (с Ми-и-и-ишей!) по телевизору футбол/хоккей/бальные танцы/что-то еще и трахает Вику в перерывах между ее работой и стирками.


 


 Поэтому, когда Вика приходит ко мне в гости, я ее просто обожаю, я готова сдувать с нее все пылинки, носить ей чай с медом и ванильный зефир в шоколаде, когда она с ногами забирается на мое кресло-качалку без ручек и смотрит роскошного Нагиева; я готова слушать ее по-прежнему длинные рассказы, проявляя на своем лице сочувствие, и не пытаюсь втолковать ей, что ТАК НЕЛЬЗЯ!!! Я готова любить ее вечно, потому что не изменить этого наивного до чертиков, как я сама, человека, только в отличие от меня, похожего на гномика с носиком-пуговкой, с зелеными глазками, с белесыми ресницами и маленькими белыми ручками с длинными несмотря ни на что ногтями, в которых зажата извечная сигарета… я готова!…


 


 


 Я люблю тебя, Вика.