— Молодец, помогает маме, — молодая мамаша подбадривала своего трехлетнего карапуза.
Малыш, закутанный в пуховый комбинезон и обмотанный два раза шарфом, еле шевелился. Маленькие ручки, запрятанные в двое варежек, с трудом, но с энтузиазмом надевали крышки на заполненные водой пятилитровые бутыли. Мамаша, неловко орудуя шлангом, возилась тут же, у колодца.
— Водичку набрали, ты теперь закрывай все бутылочки как следует, а мама пойдет насос выключит, — мамаша бросила шланг на снег и заспешила к дому.
Отец и бабушка одновременно заметили открытый колодец и приближающегося к нему неуклюжего карапуза. Они стартовали молниеносно: отец, положив лопату и стараясь не производить лишнего шума, и бабка, охнув и с выпученными глазами вскочив с лавки. Оттолкнув с дороги торопящуюся навстречу жену, папаша пронесся мимо. Жене оставалось только, сидя в снегу, проводить его непонимающим взглядом: она увидела, как ее супруг, опередив оказавшуюся неожиданно шустрой бабку, добежал до колодца и подхватил на руки сынка, увидела, как бабка остановилась, развернулась и, отыскав глазами ее (мамашу), с искривленным от бешенства лицом кинулась к ней.
— Дрянь!
Худосочная бабуля вцепилась скрюченными пальцами в безмолвствующую мамашу и с силой, непонятно откуда взявшейся в таком тельце, выдернула ее из сугроба и затрясла, что есть мочи. — Дрянь! Гадина!
— Мам, все уже! Не надо! — крикнул отец, прижимая к себе малыша, насупившегося, но еще не решившего окончательно, стоит ли ему зареветь.
Бабка отдернула руки и мамаша, потеряв равновесие, снова опустилась в снег.
— Идиотка, ты хоть понимаешь своей тупой башкой, что чуть ребенка не убила?!!! — бабка нависала, готовая в любой момент наброситься, над онемевшей невесткой.
— Ты понимаешь, что если бы он упал, его было бы уже не вытащить?!!! Скотина тупая!
Должно быть, «скотина тупая» было уже перебором, потому что мамаша очнулась.
— Но ведь не упал же, — с гонором ответила она, выбираясь из снега.
Трясущаяся от ярости бабка тут же швырнула ее обратно:
— У меня была дочка. Я на минуту отошла. А когда вернулась, ее уже не было. Я сразу знала, что случилось, но стала звать и даже колодец обежала. Потом скинула шубу. Как будто я могла прыгнуть в воду! Кинулась к колодцу, а заглянуть внутрь боюсь: вдруг увижу там ее белую шапочку и помпон. Вода ледяная, а ей три года. Ничего нельзя сделать. Стою и говорю в колодец: «Не бойся, мамочка с тобой. Все хорошо. Мамочка тебя сейчас вытащит». А сама боюсь услышать что-нибудь оттуда. Хоть бы, думаю, все уже закончилось. Так и повторяла: «Мамочка с тобой. Мамочка уже идет», пока меня люди домой не увели.
Бабка отвернулась: мгновенно леденеющие на морозе слезы жгли ей лицо. Невестка, рыдая в голос, вскочила на ноги и кинулась к своему малышу. Отец, взволнованный услышанным, безропотно отдал его.
— Мам, у меня была сестра?
Бабка вытерла рукавом шубы глаза и, не глядя на сына, проворчала: «Не было. Зато есть жена — дура набитая», — и зашагала к своей скамейке.
Молодая мамаша стояла посреди двора. Она прижимала к себе своего кроху — самое дорогое, что было у нее в жизни, и плакала, и целовала его холодное перекошенное от страха личико, и бесконечно повторяла: «Не бойся. Мамочка с тобой».