Вспомни себя, отступи и не мысли равняться с богами.
Гомер, «Илиада»
Геликон. Ты как будто устал?
Калигула. Я много ходил.
Геликон. Да, тебя долго не было.
Калигула. Это было трудно найти.
Геликон. Что именно?
Калигула. То, что я хотел.
Геликон. Что же ты хотел?
Калигула. Луну.
Геликон. Что?
Калигула. Я хотел луну.
Геликон. А. Зачем она тебе?
Калигула. Зачем? Это одна из тех вещей, которых у меня нет.
Геликон. Само собой. А теперь что ж — все в порядке?
Калигула. Нет. Я не смог овладеть ею.
Геликон. Это печально.
Калигула. Да, и именно из-за этого я так устал.
Альбер Камю, «Калигула»
Посвящается исключительно Софи П. Все остальные персонажи вымышлены. Любое другое совпадение имен или фактов случайно.
***
Старик, сгорбившись, спускался по ступенькам погреба. Керосиновый фонарь нервно поскрипывал в дрожащей руке, освещая мокрые, покрытые слизью стены.
— Сейчас-сейчас, — тяжело переводя дыхание, шипел он беззубым ртом, — она должна быть где-то здесь.
Вдыхая сырость, слегка наклонив голову, шлепая дорогими туфлями по мокрому полу, я молча шел за ним между длинных рядов винных бочек.
— Кажется, здесь, — он поставил фонарь на полку и сунул руку в корзину с соломой.
— Ну-ка, попробуй, — и его длинные тощие сморщенные пальцы задрожали еще больше, сжимая пыльную и грязную черную бутылку.
— Может поднимемся наверх? — смущенно и брезгливо спросил Глупый Я, будучи явно не в настроении распивать вино в этом вонючем погребе.
— Давай бокал, — сердито прошипел старик и откупорил пробку. — Это особенное вино. Я называю его Яд. Сладкий Яд. Мой Сладкий Яд. Mon Doux Poison. Его нельзя пить сразу, как обычные вина. Сначала поиграй с ним. Дай ему закипеть.
Он протянул мне бокал с темной приторно пахнущей жидкостью. Я повертел его в руке и направил на свет фонаря.
— Да, интересное вино. — решил Умный Я, глядя как оно медленно закипает в бокале.
— А вдруг я умру? — подумал Глупый Я, осторожно делая первый глоток.
***
Мунк. Мадонна. Последних десять лет каждое мое утро начинается с этой картины. Ее репродукция висит на потолке над моей кроватью. За ней следуют «Парижанка» (возле двери в ванную), «Наука и Милосердие» и «Акробат на шаре» (на стене вдоль лестницы), «Фоли-Берджер» (на кухне), «Крик» (в коридоре между гостиной и столовой) и наконец маленький «Поцелуй» в прихожей.
Мунк, Ренуар, Мане, Пикассо. Размытые контуры, нарочное уродство форм и красок. Оно помогает ощутить собственную ничтожность. Мания величия — один из первых симптомов шизофрении. Мой дед, отец и брат — шизофреники. А я пока здоров. По крайней мере, так утверждает доктор Кларк.
После завтрака звонил Серж. Вечером он хочет потащить меня на какой-то мелкий студенческий спектакль. Не люблю театр.
***
Умного Я сложно обмануть. Умный Я всегда обращает внимание на мелочи, кропотливо выстраивая из них цепочки чужих мыслей. Его не проведешь дешевыми декорациями. Поэтому Умный Я не любит театр.
Зато Глупому Я нравится все блестящее. В магазинах его просто пленяют дорогие упаковки, изящной формы прозрачные коробочки, красивые бантики и уверенные лица продавцов.
— Может быть, эта вещь лучше Но она в таком некрасивом пакете
Зал театра оказался очень маленьким, но и то был заполнен меньше чем наполовину. Вместо обычной пыли здесь пахло краской и пустотой. Ставили «Илиаду».
Выйди, любезная нимфа, деяния чудные видеть.
— Как тебе Елена? — вдруг шепотом спросил Серж.
— Слишком дешево играет. А что?
— Черт возьми, по-моему она просто прелесть. Ха! Гляди, она все время смотрит в нашу сторону. Я уже пятый раз хожу на эту «Илиаду» и после каждого спектакля приношу ей в гримерную по огроменному букету цветов. А сегодня она наконец-то смотрит в нашу сторону!
Серж торжествовал напрасно. Когда он вышел, Елена продолжала смотреть туда же, куда и смотрела.
— Бедный Серж, — подумал Глупый Я.
— На кого же она все-таки смотрит? — спросил себя Умный Я.
После спектакля Серж отправился с цветами к своей Елене, а я, — без цветов, — на прием к доктору Кларку.
***
Мне пришлось около получаса молча скоблить ногтем угол стола, пока доктор Кларк сосредоточенно изучал новые страницы моего дневника, пытаясь найти в них симптомы психического заболевания.
«Сегодня я целый день чувствовал себя женщиной. Мне так хотелось что-то сделать. Так хотелось что-то изменить. Так хотелось красоты. Настоящей, живой красоты. Но ее нет. Ни во мне, ни вокруг меня. Черт возьми, иногда я хочу умереть. Но чаще — бежать. Бежать вперед и добиваться. Искать. Но что можно найти в этих жалких четырех измерениях?
Найти себя? — Я недостаточно глуп, чтобы быть таким как они. И недостаточно смел, чтобы быть над ними. Шизофрения? — Да, наверное. Хотя я исправно ем таблетки. И послушно даю врачам копаться в своих мыслях.
Да, черт возьми, здесь не хватает красоты. Но где ее взять?»
— Занимательно, друг мой. Обязательно постарайтесь продолжить эту мысль. И давайте встретимся через неделю. В плане таблеток — все по-старому. Кстати, как там Аннет?
— Я отправил ей новое письмо, но она пока что не ответила.
— Ну что ж, тогда в следующий раз не забудьте принести свое письмо. И ее ответ.
Для справки. Аннет — моя виртуальная подруга. Доктор Кларк посоветовал мне расширить круг своих знакомых. Ему интересно, насколько легко мне общаться с новыми людьми. Я нашел ее в Интернете. Мы перекидываемся письмами и фото. Иногда их просматривает доктор Кларк.
***
В воскресенье я был у Сержа. Он пригласил к себе пару друзей, чтобы поиграть в преферанс. Мне явно не везло. Я сдал карты и вышел на кухню, налил мартини и стал у окна, упершись лбом в стекло.
— Привет. Меня зовут Софи. Я видела тебя в театре.
Я обернулся и с трудом узнал Сержевскую Елену.
— Софи? Красивое имя.
Странно. На сцене она действительно казалась дочерью Зевса. А здесь она обычная. Самая обычная. И с веснушками на носу.
***
Читая нашу с Аннет переписку, доктор Кларк изредка смущенно похмыкивает. И поделом. Хотя, честно говоря, эти письма больше похожи на маленькие очерки, рассчитанные на минимум аудитории, чем на обмен фактами вроде «а вчера я была в кино». Иногда мне даже жалко своих мыслей. В том плане, что кроме Аннет их никто не узнает (и не оценит, что так важно для Глупого Я).
Мое письмо:
«Я делю людей на сильных и слабых. Подражая первым и избегая вторых.
Все мы похожи на маленькие пирамидки. Достаточно вынуть один кирпичик — и красивый панцирь рушится, обнажая уязвимую сущность. И очень обидно, когда не хватает единственного кирпичика, чтобы восстановить пирамиду.
Я знаю только одного человека, которому удалось выстроить себя заново.
Эгоизм — месть миру за его безразличие.
Любое поведение нельзя назвать странным, если ты можешь заставить других считаться с ним.
Думать — удел слабых. Сильным это не нужно. Наверное они живут наугад, панцирем демпируя ошибки. А может просто не умеют ошибаться»
Ее ответ:
«Быть сильным — не главное. В жизни есть много вещей, подвластных не только сильному человеку. Ты можешь быть точно так же счастлив, добиваясь своих маленьких, локальных целей. Главное — порядок. Порядок в жизни и гармония с собой. Соизмеримость возможностей и амбиций. Амбиции — это замечательно. Они заставляют развиваться, заставляют двигаться вперед. Но не забывай оглядываться назад. Не бойся ошибаться. И не пытайся прыгнуть в небо. Здесь, на земле, тоже есть ради чего жить»
Она хорошая девочка и говорит умные вещи. С ней приятно общаться. Приятно что она понимает. Что мне не нужно сглаживать свои мысли, чтобы не показаться психом.
***
Целый день лил дождь. Я стоял у окна и смотрел на серую улицу. На серые магазины, серые машины, на серых голубей и серых пешеходов. Таких серых и одинаковых, что я смотрел на них и думал: «Господи, как этим людям не противно быть такими одинаковыми под этим дождем?»
Вдруг кто-то позвонил в дверь. Я открыл, не заглядывая в глазок.
На пороге стояла Софи. Мокрая, бледная и замученная. Слабая и совсем некрасивая.
-Нет, Софи. А как же Серж?
-Серж? А при чем тут Серж?
***
Следующее письмо Аннет состояло всего из одной строчки:
«Ты мне больше не нужен»
Подумаешь
«Да, я вижу. Раньше ты была слабой, а теперь сильнее меня. Ну что ж, прощай. Хотя подожди. Оставь мне на память маленький кусочек себя. Самый крохотный и ненужный кусочек »
***
Неделю назад мой друг покончил с собой. Я все не могу прийти в себя. Ночью я закрываю глаза и отчетливо слышу чьи-то голоса. Меня мучит яркий свет. И Мунковская Мадонна кажется то зеленой, то фиолетовой. Я начал закрывать дверь на оба замка. И все время думаю, что забыл выключить газ на кухне. Доктор Кларк назвал это нервным срывом на почве длительного перенапряжения.
Он рекомендует пройти курс лечения в клинике.
***
У меня в шкафчике появилось много новых таблеток. Вообще много чего изменилось из-за этой болезни. Кроме всего прочего, я перестал вести дневник. Теперь это не нужно. Вот его последний абзац. На тот момент я был уже болен.
«Сегодня мне снилось стекло. Прозрачное стекло и ножницы в моих руках. Я резал швы на стекле. Стеклу было больно, но я продолжал его резать. Потому что нельзя быть таким прозрачным. Это красиво, но так обжигает. И нельзя быть таким холодным. Это просто сводит с ума»
***
Меня напрасно держали, в первый раз ведя по этому коридору отрешенных взглядов. Я был совершенно спокоен. Я просто наблюдал. И даже начал находить в этих лицах что-то родное и братское. Что-то такое, чего мне не хватало в живых, здоровых, обычных людях. Среди которых я, к сожалению, часто чувствовал себя лишним. Ну что ж, путь окончен. Я навсегда складываю крылья, так и не научившись летать. И пусть.
Здесь мой новый мир. Мой новый дом. Я нашел себя. Я нашел свое место.
***
В тексте использованы цитаты из произведений:
Гомер, «Илиада», перевод Н. Гнедича.
Альбер Камю, «Калигула», перевод Е. Горного.
Фраза «Мой сладкий яд» очень любезно и (наверное) творчески переведена на французский язык Яном Веньером (Yann Venier).
Сам я никогда и ни капельки не умел говорить по-французски.
26.03.2024 Русский Прут. Красную армию не остановил даже «майор Половодье»
Гитлеровские войска от русских прикрывали не только грязь и бездорожье, но и шесть (!) рек — Горный Тикеч, Южный Буг, Днестр, Реут, Прут, Сирет. В течение месяца эти реки были одна за другой форсированы частями 2-го Украинского фронта.