Книжный магазин «Knima»

Альманах Снежный Ком
Новости культуры, новости сайта Редакторы сайта Список авторов на Снежном Литературный форум Правила, законы, условности Опубликовать произведение


Просмотров: 6592 Комментариев: 20 Рекомендации : 12   
Оценка: 5.88

опубликовано: 2005-04-01
редактор: Лео


Продолжение НЕ следует | Григорьева Юлия | Фантастика | Проза |
версия для печати


Продолжение НЕ следует
Григорьева Юлия

1.


   

 То, что ему жутко не повезло, Максим понял сразу же, как только открыл глаза. Комната, в которой он очнулся, была пустой, лишь кровать посередине. Но Максим знал, что пустота эта обманчива. В любое мгновение, по желанию обслуживающего персонала, комната может заполниться многочисленными приборами и просто полезными вещицами.


   

 Значит, они будут его лечить? Интересно, конечно, но лучше было бы не испытывать на себе влияние современной медицины.


   

 Максим расслабился, задействовав механизмы самолечения. Он был лекарем, знахарем, эскулапом, костоправом. Как только его не называли, но суть была одна: Максим лечил людей в Поселении. Лечить себя было сложнее: забыть о своем ритме, частоте, изменить диапазон и, представив себе, что тело — не твое, чужое, услышать каждую клеточку. Диагностика. Потом лечение: восстановить нарушенную частоту поврежденного органа, выпавшего из общего ритма организма. Энергозатратность этих процедур в случае самолечения возрастала в несколько раз. А сил было мало, да и времени тоже. Поэтому Максим начал с легких дыхательных движений, восстанавливая движение энергии по телу, ища разрывы в энергетическом потоке, изучая их природу.


   

 Вдруг потолок слегка замерцал, оповещая о приближении врача — не лекаря, не знахаря, не эскулапа и не костоправа — а именно врача, доктора, роль которого в лечении пациентов свелась к простому обслуживанию медицинских аппаратов и программ.


   

 Память не обманула Максима, действительно, часть стены легко отъехала в сторону, образовав небольшой проем, в который зашел молодой человек, на вид не достигший и двадцатилетнего возраста. Конечно, управление современным медицинским оборудованием особых умений не требовало, но лекарь усомнился в том, что возраст врача был настоящим. Все-таки врачи должны были и обслуживать свои компьютеры, в крайнем случае ремонтируя небольшие поломки. Скорее всего, врач выбрал для себя такой возраст, омолодив организм. Удивившись странному выбору, Максим приготовился к предстоящему общению, не предвещавшему ничего хорошего.


   

 Подойдя к Максиму, врач широко улыбнулся:


   

 — Приветствую! Вы находитесь в Лечебном Корпусе 115-го района. Я ваш лечащий техник Иван Петрович.


   

 Максим сразу же отметил первое изменение, произошедшее за год его отсутствия в Городе — врачей стали называть техниками. Отдав должное разумности такого переименования, Максима насторожило несвойственное людям отречение от своих традиций.


   

 — Что со мной произошло? Как я здесь очутился? — поинтересовался Максим, не считая нужным представляться. Техник и так знал его имя.


   

 — Ваш идентификационный чип вышел из строя, и вас сбил гелиолет, он просто не видел вас.


   

 Максим поморщился от своей небрежности. Как он мог забыть про восстановление работы своего чипа, прежде чем отправиться в Город? Так и пошел с заглушенным, хорошо хоть его сбил гелиолет, а не мощный гелиотрейлер.


   

 — Не беспокойтесь, — продолжил Иван Петрович, — вам установлен новый чип с прежним номером. Все ваши данные восстановлены.


   

 Разговаривая, техник откинул приборную доску, крепившуюся с краю койки, и начал на ней что-то набирать. Результатом таких действий стала яркая вспышка, пробежавшая над Максимом. Сканирование — самое безвредное, что могла сотворить с его организмом наука. Тем не менее, даже на восстановление после сканирования уйдет не одна неделя. Клетки сейчас оглушены и дезориентированы. Хотя здесь с ними никто особо не церемонился. Зачем нужно было беречь данное от природы, если искусственное значительно практичнее. Если можно было, таская всюду маленький пульт управления, в любой момент получить данные о состоянии своего организма, рекомендации, любые анализы. А самое главное — дать указание своим клеткам-роботам. Вот как этот техник — довел содержание клеток-роботов в себе примерно до 80-90% и дал указание остановиться на определенном возрасте. Удобно и практично. Клетки практически не изнашивались, постепенно вытесняли живые, они не просто заменяли их по функциональности. Они превосходили их. Хотя здесь Максим готов был поспорить. Управление своими клетками давалось ему не сложнее. Ну не было у него пульта, зато он сам был живым от первой до последней клеточки. Другое дело, что людям главное, чтобы было все попроще. Зачем изучать себя, если за тебя это кто-то уже сделал, и все, что тебе надо, это позволить себе впустить в себя результат чужих исследований. Даже у них в Поселении до сих пор был необходим лекарь, да и не один, потому что люди не умели лечить себя и близких.


   

 — Извините, — Максим старался держаться как можно вежливее, — А разве вы не должны были сначала объяснить, что вы делаете?


   

 Техник удивленно пожал плечами, даже не зная, что ответить.


   

 — Кодекс Лечения и Последствий, — мягко напомнил Максим, вспоминая свой давний спор с другом — врачем-нанотехнологом. Именно на этот Кодекс делал упор в споре Эрих, доказывая, что любой человек может отказаться от нанотехнологии. У него есть выбор между традиционным лечением и лечением с помощью нанотехнологий. Для этого и был создан Кодекс: для защиты людей, для защиты их свободы. Об одном умолчал тогда Эрих. О том, что традиционные методы лечения давно уже не существовали, и выбрать их было невозможно.


   

 Брови Ивана Петровича слегка приподнялись от удивления. Когда-то давно он действительно изучал Кодекс, но ни разу с тех пор ему не приходилось воспользоваться своими знаниями. И, откровенно говоря, техник не помнил о том, что говорилось в Кодексе. Мало того, он даже успел забыть о существовании такого документа. Чтобы не терять времени, Иван Петрович быстро достал из кармана маленький компьютер самоуправления и дал указание активизироваться участку памяти СК, отвечающему за хранение нормативных документов, относящихся к лечебной деятельности, а там уже он выбрал Кодекс.


   

 — Действительно, — ответил Иван Петрович, получив информацию. — Перед осуществлением любого внешнего воздействия осуществляющий лечение человек должен предварительно объяснить суть воздействия и его последствия и испросить согласия пациента на воздействие. Это не касается случаев жизни-смерти, описанных в параграфе 7, или случаев, когда пациент не находится в сознании, описанных в параграфе 9.


   

 — Вы не считаете, что совершили нарушение? И нанесли мне сложнопоправимый вред?


   

 Теперь технику пришла очередь нахмуриться. Никто и никогда не вспоминал про этот никому не нужный Кодекс. Тем более что было совершено всего-навсего простое сканирование. Активизированный участок памяти СК сразу же подсказал варианты решения проблемы:


   

 — Да, вы могли отказаться от воздействия, не объясняя побудивших на это причин, но если альтернативы воздействия, с которой согласен пациент, не имеется, лечащий человек имеет применить выбранное им воздействие.


   

 — Я предпочел бы заострить ваше внимание на том, что вы не объяснили мне сути воздействия и его последствий, а также не спросили моего разрешения на такое воздействие, — настаивал Максим, уже понимая, какую выгоду он сможет вынести из происходящего, — и не предложили мне альтернатив.


   

 — Но альтернатив сканированию нет! — воскликнул Иван Петрович, ища в памяти последствия нарушения Кодекса. Нарушенная им норма относилась к параграфу 1, обозначенному как «Права пациента на защиту своего организма». Когда же был принят этот допотопный Кодекс и почему он действует до сих пор? И тут же получил ответы: принят в третьей четверти столетия NXS, действует до сих пор в виду отсутствия нормативного акта, отменяющего действие Кодекса. Последствия нарушения любого пункта параграфа 1: дисквалификация лечащего человека, закрытие на карантин и тщательная проверка лечащего учреждения и, до выяснения причин нарушения, перемещение всех пациентов в другое ближайшее лечебное учреждение.


   

 И это из-за какого-то сканирования?


   

 Иван Петрович ошеломленно смотрел на своего пациента. А вдруг это проверка?


   

 — Альтернатива сканированию — простейший осмотр врачом! — улыбнулся Максим.


   

 — Но это же древность, — пробормотал изумленный техник.


   

 — Может быть и древность, но пациент имеет право на альтернативу. Вы же меня этого права лишили. У меня нет доверия к Лечащему Учреждению, допустившему нарушение. Я требую прекращения лечения меня вашим учреждением и перемещения меня в другое лечебное учреждение по моему выбору.


   

 Максим улыбался. Техник был явно перепуган и смущен. Наверное, он первый пациент, вспомнивший про существование Кодекса.


   

 — Вас устроит перемещение в другое лечебное учреждение? — осторожно поинтересовался техник и уточнил, — И вы не будете выдвигать претензии к нашему Лечебному Корпусу?


   

 — Нет, конечно, — пожал плечами Максим, — Вы ведь искренне старались мне помочь.


   

 Техник вздрогнул, ожидая нового подвоха:


   

 — Я опрошу ближайшие Лечебные Корпуса на предмет свободных мест…


   

 — Я предпочту клинику доктора Хартмана, — прервал Ивана Петровича Максим. Ситуация здорово веселила его.


   

 — Но… — попытался возразить техник.


   

 — Примут, — уверенно ответил на незаданный вопрос Максим, — Свяжитесь непосредственно с доктором Хартманом.


   

 Техник медленно попятился назад:


   

 — Я пройду в диспетчерскую и обеспечу ваше перемещение в выбранную вами клинику, — объяснил он свои действия. Но Максим не поверил Ивану Петровичу — наверняка все то же самое он мог сделать, не выходя из палаты. Просто хотел избежать пугающего общения со странным пациентом.


   

 — Все-таки вас не зря переименовали в техников, — тихо произнес Максим, прежде чем Иван Петрович покинул комнату.


   

 — Почему? — остановился тот. Где-то глубоко откликнулись забытая боль и обида врача, переименованного в техника. Давно перемещенные в ячейки памяти, хранившие ненужные и вредные воспоминания, а также эмоции, они попытались, всколыхнув ворохом все, что хранилось в ячейках, выбраться наверх. Но активизировались процессы, отвечающие за работу нервных клеток и спокойствие своего подопечного. Все утихло, остался только интерес, разрешенная программами эмоция.


   

 Максим внимательно наблюдал за лицом техника. Он заметил и легкую судорогу, пробежавшую по нему, и то, как лицо вновь стало любезным и спокойным. Максим уже видел такое, когда к ним в Поселение приезжали родственники Противников. Пытаясь расшевелить и убедить в опасности нанотехнологий, вторгшихся в человеческий организм, поселенцы иногда затрагивали болезненные воспоминания, пытаясь докричаться до оглушенной души. Но результат был одинаковым: легкая судорога и спокойствие. Ненужные воспоминания блокировались тут же. Значит, он попал в точку. Произнося следующую фразу, Максим был уверен в том, что она не произведет должного эффекта на техника. Обязательно произвела бы, если бы содержание живых клеток в организме было бы большим, чем 50 процентов. Максим не раз таким образом взламывал защитные программы. Но в нынешнем случае явно была заменена нервная система, и количество живых клеток было ничтожным. И все же он с горечью произнес:


   

 — Врач обязательно посмотрел бы результаты сканирования.


   


   

 2.


   

 Мягкий приглушенный свет рассеивался по кабинету доктора Хартмана. Скоро к нему привезут Максима. Давно они не виделись, не менее 5 лет. Год назад, когда Максим приезжал в Город, они не смогли встретиться. А в Поселении доктору было нечего делать. Он был владельцем одной из самых крупных клиник, работающих с нанотехнологиями. Именно работающих, а не бездумно использующих, как муниципальные Лечебные Корпуса. При клинике, а может и наоборот, существовал свой научно-исследовательский институт. Даже авторитет Максима не защитил бы его от неприязни Противников. Нет, ему бы не причинили вреда, но сама атмосфера была бы максимально неприятной. Тем более, куча желающих попыталась бы изменить его мировоззрение. Мало ему было Максима.


   

 Зажегся огромный экран на стене. Появилось изображение Максима, которого вели по направлению к кабинету Хартмана. Доктор увеличил изображение. Почти такой же, но пять прошедших лет дали о себе знать.


   

 — Ты постарел, — огорченно произнес после приветственных объятий Эрих. — Содержание живых клеток по-прежнему 100%?


   

 — Зато я живу, а у тебя скольких процентов достигло содержание мертвых клеток? — поинтересовался в ответ Максим.


   

 Вопрос был неприличным. На него не полагалось отвечать. Но сейчас был иной случай. Этим вопросом предварялась каждая встреча друзей-однокурсников. Когда-то давно, когда нанотехнологии не были распространены повсеместно, а только внедрялись в практикующую медицину, Эрих пообещал Максиму, что сообщит, когда содержание искусственных клеток превысит 60%.


   

 — Искусственных клеток во мне 45%.


   

 — Много, — покачал головой Максим.


   

 — Это еще не много, особенно если учесть, что я один из первых, внедривших нанороботов. В моей клинике уже нередки случаи со 100% содержанием искусственных клеток.


   

 — Ты занимаешься лечением мертвецов? — мрачно поинтересовался Максим.


   

 Эрих не любил этого сравнения. Не мертвецы эти люди. Они наоборот практически бессмертны. Они могут управлять своим телом. И пребывание в клинике сложно назвать лечением. Ведь они работали не с живыми тканями, а с нанороботами и искусственными волокнами. Максим был единственным фактором, вносящим сумятицу в стройные размышления доктора. Он тоже мог управлять своими клетками, он вообще многое мог. Разве что он старел, он был смертен.


   

 — Я тоже стану мертвецом, когда достигну 100%? — попытался пошутить Хартман, но Максим воспринял вопрос серьезно.


   

 — Да. И может быть, даже раньше. А сейчас ты для меня как калека.


   

 Эрих нахмурился, давний спор, бесполезный и ненужный. Он не хотел до хрипоты спорить с Максимом. Лучше забыть о разногласиях.


   

 — Каким образом ты очутился в лечебном корпусе? — сменил тему доктор.


   

 — Меня сбил гелиолет, — улыбнулся Максим, сознавая всю комичность сказанного. И, дав другу насладиться услышанным, пояснил. — Я вошел в Город с заглушенным чипом. Привыкаешь как-то жить без него. Забыл активировать. Несовершенные у вас гелиотранспорты. Ну не человек я, по его данным, разве из этого следует, что в меня можно врезаться?


   

 Эрих рассмеялся.


   

 — Никогда не интересовался принципом их работы. Ты мне лучше скажи, что привело тебя в город?


   

 — Твоя лаборатория, — улыбнулся Максим.


   

 Хартман удивленно поднял брови:


   

 — Решил вспомнить юность? Заняться нанотехникой?


   

 — Скорее — антинанотехникой. Если получится, поможешь мне приобрести такую же.


   

 — Такую же? — Эрих не знал, чему больше удивляться: тому, что Максим хочет заняться антинанотехнологиями, или тому, что он хочет приобрести такую же лабораторию, — Ты хоть представляешь сколько она стоит?


   

 — Город готов продать мне даже более современную за годовое обеспечение энергией.


   

 Хартман не мог вымолвить и слова. Город готов. А на что был готов город ради него? Человека, дающего его гражданам бессмертие?


   

 — Откуда ты возьмешь столько энергии? Она ведь будет стоить гораздо дороже!


   

 — Ты недооцениваешь наши генераторы. Поставим пару дополнительных. Для нас это — сущие мелочи.


   

 — А ты не боишься, что потом Город очень заинтересуется вашими генераторами и захочет прибрать их к рукам? Не забывай, Поселение балансирует на грани. В любой момент у нынешнего общества может кончиться терпение, и они захотят уничтожить вас.


   

 Максим насупился:


   

 — Давай не будем о старом. Противостояние неизбежно в любом случае. И оно будет, и на нас будет объявлена охота. Люди-мертвецы будут охотиться на нас. Наша задача сейчас — отсрочить наступление Противостояния. Поэтому мы носим ваши датчики в себе, поэтому мы не меньше вашего знаем о современной науке, вместо того, чтобы жить сообразно нашим представлениям о жизни, — голос Максима угрожающе нарастал, и Эрих решил вмешаться, насмешливо прервав монолог своего друга:


   

 — Это в вашей Библии так написано? Ты говоришь как древний пророк: «И падет на землю мрак, и восстанут мертвецы из ада», — пошутить не получилось.


   

 — Уже восстают, вернее — не умирают, — мрачно продолжил Максим.


   

 — Ладно-ладно, я сдаюсь, — Эрих беспомощно поднял руки вверх. — А с планом исследований я хотя бы могу ознакомиться?


   

 — Можешь даже присутствовать. Ну, об этом хватит. Расскажи лучше, как у тебя дела идут?


   

 — В научном плане? — уточнил Эрих.


   

 Максим поморщился:


   

 — Я регулярно получаю научные обзоры из твоего НИИ и в курсе всего. У тебя как дела?


   

 Хартман недоуменно пожал плечами.


   

 — Какие у меня могут быть дела? Работа клиники, НИИ, научные исследования — вот моя жизнь. У тебя разве не так?


   

 — Так, — вздохнул Максим, — Но очень хочется иного. Тебе не бывает грустно и страшно от того, как проходит жизнь, а ты ничего не успеваешь сделать?


   

 — Нашел о чем грустить, — хмыкнул Эрих. У него чуть было не сорвалось: «Пара укольчиков нанороботами, и такие проблемы исчезнут», но он промолчал, не желая снова обострять.


   

 — У меня в последнее время странные видения, — задумчиво продолжал Максим, — Они пугают меня, я не понимаю их. Помнишь того пациента, которого ты мне давал осмотреть несколько лет назад?


   

 Доктор кивнул, вспомнив их спор — сможет ли Максим так же точно определить состояние человека, как приборы Эриха. Максим тогда кричал, что они специально делают людей из искусственных тканей, чтобы легче было исследовать их. Им просто лень потратить время и научиться лечить живую ткань, легче создать искусственную. Фраза, выкрикнутая в гневном порыве, запомнилась Хартману навсегда: «Вы не лечение для человека осуществляете, вы человека делаете под лечение». Было что-то жестоко правдивое в горячих словах. Можно ли было достигнуть того же, не применяя нанотехнологии?


   

 — Что с ним сейчас? Он жив?


   

 Эрих привычно потянулся к пульту самоуправления, заметив боль, отразившуюся на лице Максима. Тяжело ему было видеть своего друга наполовину неживым, прибегающим к пульту для активизации памяти. Не желая видеть происходящего, Максим резко встал и отошел к стене. Пока он подходил, она стала прозрачной, уловив мысленный приказ Эриха. Максим был полностью живой и не мог управлять механизмами без пультов. Зато он мог управлять без пульта собой, что было недосягаемо для Хартмана.


   

 Ну почему он всегда приходит к нему и вносит сумятицу в стройную картину жизни? Почему все так просто, пока не появляется Максим? И он даже может не говорить, просто один факт его существования зарождает сомнения в сознании Эриха. Вот он, пример иной ветки развития. А какая из них — тупик для человечества? Почему Хартман не был уверен, что не его?


   

 — Он стал 100% пару месяцев назад.


   

 Максим медленно повернул голову в сторону друга:


   

 — Пару месяцев назад он и стал приходить ко мне.


   

 — Приходить? — не понимая, переспросил Эрих.


   

 — Не он сам, но я чувствую, что это он. Он приходит ко мне, я ощущаю его, когда начинаю дремать, но и в остальное время он рядом. Он просит о помощи, говорит, что я нужен ему, я ведь лекарь. Он запомнил меня и нашел, чтобы я помог ему вылечиться.


   

 Странный холодок пополз по внутренностям Хартмана. Стало страшно как в детстве, когда он смотрел фильмы ужасов и боялся даже пошевелиться в темной комнате. И сейчас он также боялся пошевелиться.


   

 «И в остальное время он рядом».


   

 — И сейчас он здесь? — почему-то боясь ответа, спросил Эрих.


   

 Максим только кивнул в ответ. Ему не было страшно. Страх прошел давно, когда он в первый раз ощутил на себе чужое дыхание, когда первый раз различил тихий шепот невидимой сущности, говорящей со страшным акцентом. Ему не было страшно, ему было грустно. Жаль умирающего, которому он не мог помочь. Хотел, но не мог. Ведь он даже не понимал, что это.


   

 — Знаешь, — медленно начал говорить Эрих. Он и сам не верил в произносимое, но не мог не высказать даже такое нелепое предположение, — Когда нанотехнологии только внедрялись в медицину, была небольшая группа ученых, исследующих, какое влияние окажет обискусствевание человеческого организма на духовные субстанции. Я не знаю, к каким результатам пришла эта группа, потому что после научного обоснования отсутствия Души перестал за ними следить.


   

 — Ты думаешь, это Душа? — не успел пробормотать Максим, как легкое тихое дыхание облетело его.


   

 Душа. Чужая Душа пришла к нему, лишившись тела. Что-то нужно было ей от него. Что-то мешало покинуть Землю. Она была больна и покалечена и пришла к лекарю за помощью.


   

 — Но я ведь людей лечу, как ты не понимаешь, не Души! — отчаянно выкрикнул Максим, с болью ощутив новое касание, умоляющее, упрашивающее и не оставляющее ему выбора, лишая его права отказаться. Не может лекарь отказать попросившему о помощи. Он обязан помочь, даже если он пока не знает, как это сделать. Пока не знает…


   


   

 3.


   

 Городская квартира Максима большую часть времени пустовала. Но, тем не менее, она была оснащена по последнему слову техники, как бы в противовес домику из кирпичей прессованной соломы в Поселении. И дело было не в потакании слабостям, а в жестокой необходимости знать и уметь больше, чем его противники, не только в своей области, но и в их.


   

 Максим устал, хотелось спать, организм, вымотанный за день, требовал отдыха. Но надо было работать. Эрих мог выделять лабораторию только по ночам, кроме того, Максиму нужно было как можно больше практической информации о Душе. Лабораторией он мог управлять прямо из дома — и мощности компьютеров, и каналы связи позволяли. Хотя по большому счету речи об управлении не шло, надо было наблюдать за действием запущенной программы. Результатом не одного года исследований и работы. Нужной и важной.


   

 Эриху не понравился план работ. А как могло быть иначе? Ведь Максим разрабатывал варианты уничтожения и дезактивации того, что создавал Эрих. Дело всей жизни Максима натолкнулось на дело всей жизни Эриха. Но они оба устояли, выдержав такое столкновение.


   

 С необходимостью бороться с нанотехнологиями в человеческом организме Максим столкнулся давно. И очень много в этом направлении было сделано учеными Поселения: глушились идентификационные чипы, выводились из организма нанороботы. Не было только решения по удалению искусственных клеток. Нельзя сказать, что до Максима этим никто не занимался. Просто никто не задумывался о вариантах восстановления человеческих клеток. Каков был предел регенерации, каковы сроки такой регенерации? Никто не мог дать ответа.


   

 У Максима, обладающего уникальными способностями, были возможности для таких исследований. И теперь, когда были известны возможности человеческих тканей, когда исходные данные получили определенность, можно было приступить к созданию специального наноробота. В задачи такого наноробота входило бы уничтожение искусственных клеток и стимуляция естественных к регенерации. Теоретически, такой малыш мог полностью очистить человеческий организм, живые клетки в котором составляют не менее 95%. По крайней мере, такого предела Максим мог достигнуть на первоначальном этапе. Это была программа-минимум. А в программу-максимум входила разработка целого комплекса роботов, работающих с человеческими тканями. Но для осуществления задумки необходима была своя лаборатория. Поэтому Максим ждал результатов первых опытов. Речь пока даже не шла о создании. Просто опыты, один за другим мелькали на экране лабораторные логи. Огромный поток информации, который еще нужно было обработать. И опять опыты и опыты.


   

 А на другом экране выстраивался другой список. Поиск информации по Душам. Туда не хотелось смотреть вообще. Какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, что там ответа он не найдет. Нет такой информации, которая бы могла быть для него полезной. Все придется изучать самому с нуля. Только не будет времени на опыты и исследования. Надо будет, сразу не зная, может даже причиняя больше вреда, чем пользы, лечить, помогать, спасать.


   

 Она пришла к нему. Почему? Чем он так запомнился ей? Ведь тогда был обыкновенный осмотр. Большая часть человека была мертва, не откликалась. Энергетический поток разорван. Небольшие очаги живого мяса горели агонией, и горела агонией Душа. Ее жали в тисках уже ни один год. Ее лишили всех органов осязания. Она оглохла и ослепла, не понимая, что происходит. Хуже было то, что сознание также было оторвано. А без него она была беспомощна в этом мире. Только время не переставало отсчитываться для нее. Разматывалась линия жизни, приближая ее к концу, к возвращению, к короткой передышке перед новой командировкой на Землю. Прервалась связь со Вселенной, она даже не могла позвать на помощь и сообщить о происходящем с ней. Страх — это все, что оставили ей мучители. Страх и боль…


   

 С трудом приподнялись набухшие веки, по экрану все еще бежали строки, отчитывающиеся о выполненных заданиях. В голове было пусто. Максим все-таки заснул, думая о том осмотре, как… И тут он вспомнил все: и свое, и не свое. Она опять разговаривала с ним, рассказывала о том, что она помнит о том осмотре. И опять во сне, когда он не может задать волнующих его вопросов.


   

 Максим вздохнул, устало потянувшись к клавиатуре. 97% опытов было уже проведено. Огромная масса информации перекочевала в его компьютер, ожидая, когда ее проанализируют и осмыслят. Но глаза все еще сонно слипались, не давая работать. Максим опустил уставшее лицо в сложенные лодочкой ладони и, старательно размяв тяжелые веки, снова посмотрел на экран. Логи прекратились, вместо них на экране появилось сообщение об обрыве связи. Компьютер, не прекращая попытки связаться с лабораторией, отправил запрос и в местный городской банк данных. Максим был лишь наблюдателем, не считая нужным вмешиваться в отлаженную схему действий. Ответ пришел незамедлительно. Ровно полторы минуты назад лаборатория была разрушена вследствие произошедшего возгорания. Причины возгорания пока были неизвестны. Пожар локализован местными пожарными системами. Ситуация под контролем.


   

 Сон пропал окончательно. Не было никаких сомнений в том, что Эрих уже знал о произошедшем. В подтверждение раздался звонок видеофона. Не только знал, но и жаждал получить объяснения. Прежде чем ответить по видеофону, Максим быстро набрал вызов такси.


   

 Изображение Эриха просто молчало. Смотрело и молчало. Молчал и Максим, даже не предполагая, что можно сказать в такой ситуации. Поражал вид Эриха. Он совсем не был похож на человека, поднятого среди ночи.


   

 — Что там произошло? — первым не выдержал Максим.


   

 Эрих пожал плечами:


   

 — Не знаю… Пожар ликвидирован. Страховые системы провели анализ произошедшего. Нестраховой случай.


   

 — Как нестраховой?


   

 — Ошибка в программе опытов.


   

 Все внутри Максима похолодело. И хотя он прекрасно знал, что его вины нет и быть не может, так как программа была безупречной, на мгновение стало не по себе.


   

 — Ты же проверял ее, — пробормотал Максим.


   

 Хартман кивнул:


   

 — Проверял, — и с досадой добавил, — Видимо плохо проверял.


   

 Максим огорченно покачал головой. Как будто Эрих сам лично, а не с помощью защитных программ проверял. Глупости все это, сработала бы защита. Хотя бы самая примитивная противопожарная. А тут — лаборатория разрушена. Значит, не просто возгорание, а взрыв. Что там вообще могло взорваться?


   

 — А может, все же страховые системы ошибаются? Если вызвать специалистов для человеческой проверки.


   

 Эрих помрачнел еще больше.


   

 — И вызвал бы, и стоял бы до последнего, и дело бы до суда довел! Если бы это я проводил свои опыты, а не ты…


   

 — А в чем разница? — не понял Максим.


   

 — В направленности твоих опытов, — выдавил из себя Эрих, тяжело посмотрев на друга.


   

 Пока Максим пытался сообразить, что ответить, раздался звуковой сигнал, оповещавший о том, что такси прибыло. Эрих тоже слышал его и вместо слов просто мотнул головой — езжай.


   

 — А где ты сейчас? — уточнил Максим.


   

 — Дома, где мне еще быть, не на пожарище же лаборатории, — ответил Эрих, и экран видеофона погас.


   

 Отказавшись от автоматического прокладывания маршрута до конечной точки пути, Максим старательно чертил круги на экране-карте. Подсказывающая система возмущенными писками напоминала о неверно выбранном маршруте. Но Максиму не скорость доставки была важна, а время, немного времени, чтобы все обдумать.


   

 Значит, все дело в направленности опытов. Опытов, которые нельзя показывать человеческой проверке. Программа не оценивает направленность и не анализирует ее. А человек обязательно заинтересуется. Только что в этом такого опасного? Ведь никакого вреда его нанороботы причинить человеку не могли. Хотя с другой стороны, что вообще знали обыкновенные обыватели о Поселении? Информация, в принципе, была доступной, но вот не было интереса к ней у горожан. Он сам узнал в свое время о Поселении совершенно случайно, во время учебы. Хотя нет, слышал о нем и в детстве, но знание это было смешным и наивным. Такое представление имеют о Поселении горожане и сейчас. Дикие люди, живущие на лоне природы и отвергающие блага цивилизации. Оказалось, все намного интереснее и сложнее. И блага цивилизации поселенцы не отвергали, и жили на лоне природы, и дикими не были. Мало того, как оказалось впоследствии, не один профессор имел свое поместье в Поселении. Лишь для блага Поселения они жертвовали собой и проводили часть жизни в Городе. Единственно, чем Поселенцы не жертвовали, так это детьми, и ни на каком этапе учебы Городу их не доверяли, пользуясь системой экстернатов в тех учебных заведениях, где работали Поселенцы, чтобы не привлекать внимания.


   

 Вообще, сам уклад жизни в Поселении был построен на том, чтобы не привлекать к себе особого внимания. Их было мало, а других, иных, было большинство. И это большинство вряд ли обрадовалось бы, узнав о существовании рядом с Городом людей, превосходящих их самих практически во всем. Поэтому поселенцы работали выборочно и точечно. Они привлекали новых людей в Поселение, они внедрялись в учебные заведения, пытаясь донести до маленьких горожан зачаточные истины жизни в гармонии с природой. А самое главное — они вели обширные научные исследования, зачастую опережая в этом горожан.


   

 Поселение старалось не идти на противостояние с властями, соглашаясь на все нововведения. Даже идентификационные чипы согласились поставить. Хотя сложно было убедить поселенцев в необходимости такого компромисса. Но ведь, не пойди они на него, их бы уже тогда сочли вне закона, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Зато поселенцы научились такие чипы деактивировать, создав целую сеть ложных сигналов, поступающих в центры сбора информации.


   

 Потом появились нанотехнологии. Но внедрение нанороботов в свой организм и обискусствевание своих клеток не было обязательными условиями для законопослушного гражданина! Какой же вред тогда могли принести его исследования? Пользу — да, и не только Поселению, наверно. Почему страховой компании это могло не понравиться? Что-то явно упускал из внимания Максим. Не хватало ему информации о порядках Города. Не все, значит, знал и понимал он. Или слишком долго отсутствовал, или никогда в такие дебри просто не влезал. Да и, откровенно говоря, мало они его интересовали. Он кто? Лекарь. Вот и лечил, попутно занимаясь своими исследованиями. А построением взаимоотношений между Поселением и Городом другие люди занимаются. Хотя все же со всеми было согласовано. Нигде не выскакивало никаких ошибок и никаких недоразумений. И вот тебе. Выскочило.


   

 Темнит что-то Эрих. Будь эти исследования вне закона, не допустил бы он их в своей лаборатории. И здесь никакая дружба бы не помогла.


   

 


   

 4.


   

 Хартман с ужасом смотрел на свое тело. Оно было его, почти его. Искусственные клетки абсолютно не отличались от естественных, разве что по функциональности превосходили. Инородными телами были нанороботы, но и их присутствие никогда не беспокоило Эриха. Хотя определенный процент из них составляли, так называемые, «внешние роботы». Никто, кроме него, и не подозревал о подобном, разве что представители высшей элиты. Он и сам был таким представителем, за что платил высоким уровнем содержания внешних роботов. Эти механизмы не участвовали в процессах обновления организма, они действительно были чужими человеку. Внешние выполняли функции слежения, контроля и предотвращения опасных деяний. Чем выше процент содержания, тем эффективнее осуществлялся контроль, тем безопаснее человек был для общества. Как всегда, все объяснялось заботой об обществе. Но раньше Хартману не было никакого дела ни до внешних, ни до тех, кто ничего не подозревая, получал их в клинике в качестве «витаминной добавки», как шутя называл их Эрих. Ничего предосудительного в этом ученый не видел. Правительство беспокоилось о безопасности общества. Не все ли равно, какими способами они добились снижения преступности и относительного благополучия? Эрих сам был одним из разработчиков, он осуществлял контрольные проверки других ученых, избранных для хранения государственной тайны, а они проверяли его. Никогда ранее не задумывался он о том, что внешние могут быть использованы против него, ведь ничего предосудительного в своей жизни он не совершал. Да и не мог совершить. Даже мыслей подобных не возникало и возникнуть не могло!


   

 Сейчас же возникли совсем иные мысли…


   

 Лаборатория уничтожена. Стерта с лица земли, причем все сделано так, что по страховке он обратно ее не получит. Для того, чтобы вернуть себе лабораторию и, фактически, клинику, Хартману надо будет обращаться наверх, туда, откуда он ее получил. Какую цену назовут ему на этот раз?


   

 Эрих, сам не заметив, совершил преступление против общества. И ему очень повезло, что сам он пока не пострадал. Его не тронули, все же вина его была неосознанной. Он действительно не видел ничего предосудительного в опытах Максима. Ничего нового и революционного в них также не было. Необычным было одно — направление. Лишь это задело Хартмана при предварительном анализе опытов, но разве он мог предположить, какую страшную цену заплатит за свою легкомысленность.


   

 Вдруг где-то глубоко внутри возник страх, неведомый ранее. Сначала он был слишком молод, и юность дарила Эриху бессмертие. Вместе со зрелостью он получил другое бессмертие, дарованное нанотехнологиями. А мысль о насильственной смерти была просто невообразимой.


   

 Один день, и светлый благополучный мир обернулся к Эриху иной стороной. Он был близок к смерти как никогда. Его жизнь зависела только от того, как он поведет себя дальше. И ведь нельзя позвонить и спросить, что можно, а что нельзя. Это не соответствовало доктрине безопасности, согласно которой человек должен сам соизмерять свои поступки и их последствия.


   

 Пульт управления запищал, предупреждая о чрезмерной нагрузке. Еще бы, ведь все внешние и внутренние роботы работают в полную силу. Внутренние пытаются ликвидировать физические последствия невыносимого страха, а внешние стараются не упустить ни одной мелочи, анализируют и поставляют информацию наблюдателям.


   

 Все сейчас зависело от Хартмана, вся его жизнь сейчас не стоила абсолютно ничего. Он был никем и ничем и жил свободно, пока укладывался в рамки, очерченные правительством. А теперь эти рамки, невидимые ограждения, надвинулись на него, или он подошел слишком близко к ним, опасно близко. А был ли путь назад? Обратно в спокойную, беззаботную жизнь. Творить, изобретать и не думать ни о чем. Ни о внешних, ни о смерти, ни о Максиме.


   

 Стоп.


   

 К нему едет Максим. О чем они будут говорить? И стоит ли Эриху слушать, то, что может сказать его друг? Даже не так — какую цену заплатит он за разговор?


   

 Хартман понимал, что те, кто сейчас наблюдают за ним, знают все о его состоянии и страхе. И впервые в жизни он ощутил себя на предметном стекле. Он был весь в чужой власти, страшной власти, ничем не ограниченной власти. И он сам дал эту власть в руки правительства. Он добровольно участвовал в проекте «Внешние роботы». Он добровольно ввел их себе в организм, он добровольно вводил их в организмы тысяч ничего не подозревающих людей. Может, кто-то из них после этого погибал, Эриха не волновали эти мысли. Каждый человек сам должен соизмерять свои поступки и их последствия и нести ответственность. Причем все это должно быть построено на искренности, на незнании об опасности. А иначе и проступков не будет, а люди будут жить в страхе.


   

 Теперь же Хартман на своей шкуре прочувствовал, каково это — не соизмерить поступок и последствия. А если бы он не знал о существовании внешних? Он бы встретился с Максимом. Разве это было проступком? Ведь даже сейчас он не понимал, в чем же проступок. В чем вина? В чем ошибка?


   

 Сможет ли он когда-нибудь теперь избавиться от страха? Или страх навсегда будет присутствовать рядом, контролировать его и наблюдать за ним?


   

 С Максимом видеться было нельзя. Это было очевидно и неоспоримо. Но как? Просто не пускать нельзя. Максим не перестанет искать встречи. Вступать с ним в разговор даже по видеофону опасно, любая услышанная фраза, любое неосторожное слово может нести немедленную смерть. Лучше сделать запись и пустить ее на экран при появлении Максима у дверей. Только не самому, пусть это сделает программа. Сам он даже не должен знать о том, когда Максим приедет. Долго он не едет, но все это только к лучшему. Он объяснит в записи, что не может и не хочет встречаться. И все.


   

 А страх ведь останется, даже сейчас, когда Эрих набирает команды, когда он записывает сообщение, каждое неосторожное слово таит в себе опасность. Хартман торопился, он должен был успеть до того, как приедет Максим. Он должен сделать запись и уйти, отключив оповещения о происходящем в доме. Куда уйти? Лучше всего на крышу. К звездам, в оставшейся у него видимости свободы, мечте о ней. Просто лежать на крыше и ни о чем не думать, не думать о сегодня, не думать о завтра…


   

 Лежа на крыше, Хартман дрожал от перенапряжения. Нанороботы не справлялись с нагрузкой. Стресс, навалившийся на их хозяина, был слишком чудовищным. А звезды успокаивали. Успокаивало ночное небо, тихий неслышный ветерок. Хартман смотрел в вечность, и она улыбалась ему. Что стоили его нынешние проблемы? Да ничего. Жизнь-то продолжается. А сможет ли он жить дальше? Какова будет жизнь под вечным страхом смерти, под страхом ошибки? Сможет ли он вернуть состояние покоя и умиротворенности?


   

 Крышу слегка тряхнуло, обеспокоенный Эрих подскочил, ожидая самого страшного. Но ничего больше не происходило. Он был жив. Лишь вдали у главных ворот блестела яркая точка. Хартман понял, что произошло, не мог не понять. Это было слишком очевидным. Холодеющей кровь действительностью. А изменить ничего уже нельзя… Максим был взорван прямо в такси. У него не было нанороботов ни внешних, ни внутренних. Его можно было уничтожить только внешними воздействиями. Вот и уничтожили.


   

 Страшная новость была и облегчением. Значит, никакой вины Хартмана в происходящем не было. Охотились на Максима, следы его деятельности подвергались уничтожению. А он, Эрих, вел себя предельно корректно. Максим, конечно, чудесный парень. Был… Но он поставил себя выше общества, он хотел переломить ход истории, вернуть людей обратно к земле.


   

 Раздался вызов прямой линии с правительством. Поступило сообщение. Но подниматься не хотелось, какая-то слабость навалилась на Эриха, и он отдал мысленный приказ доставить сообщение непосредственно к нему.


   

 И все же удобно иметь нанороботов: только что он не знал о содержании сообщения, но прошло каких-то несколько секунд, и текст стал ему известен. Лаборатория будет восстановлена полностью, это подарок от правительства за особое гражданское мужество, проявленное сегодня.


   

 Все становилось на круги своя. Оказывается, Хартман проявил особое гражданское мужество, и даже, возможно, будет представлен к награде. Вот только Максим был мертв. Но Максим был преступником.


   

 Рука сама потянулась к пульту управления. Надо было произвести небольшую корректировку своей памяти. Нет, не стереть — сделать некоторые воспоминания ненужными, вернуть себе спокойствие и умиротворение. Вернуть себе свободу и бессмертие. Разве что звезды… Ну что ж, он сможет обойтись и без звезд.

 

Дуэль

249 руб.
Купить



комментарии | средняя оценка: 5.88


новости | редакторы | авторы | форум | кино | добавить текст | правила | реклама | RSS

26.03.2024
Итальянского певца Pupo не пустят на фестиваль Бельгии из-за концерта в РФ
На сцене Государственного Кремлевского дворца 15 марта состоялся концерт «Большой бенефис Pupo. В кругу друзей» с участием известных российских артистов.
26.03.2024
Русский Прут. Красную армию не остановил даже «майор Половодье»
Гитлеровские войска от русских прикрывали не только грязь и бездорожье, но и шесть (!) рек — Горный Тикеч, Южный Буг, Днестр, Реут, Прут, Сирет. В течение месяца эти реки были одна за другой форсированы частями 2-го Украинского фронта.
25.03.2024
Кастинг на фильм про Жириновского возобновят из-за ареста Кологривого
Андрей Ковалев уточнил, что съемки фильма затормозились и скоро будет объявлен новый кастинг.