Книжный магазин «Knima»

Альманах Снежный Ком
Новости культуры, новости сайта Редакторы сайта Список авторов на Снежном Литературный форум Правила, законы, условности Опубликовать произведение


Просмотров: 861 Комментариев: 0 Рекомендации : 0   
Оценка: -

опубликовано: 2020-10-12
редактор: Ведаслава


Киоскерша | Иван Особняк | Повести | Проза |
версия для печати


Киоскерша
Иван Особняк

Киоскерша
    — А программка на следующую неделю есть? — Павел Васильевич наклонился к окошку киоска Роспечати.
    — А Вам какую? Подешевле, наверное? — миловидная пожилая киоскерша смотрела на Павла Васильевича, ожидая ответа.
    — Это не важно. Главное, чтобы, помимо программы, было что-нибудь интересное почитать.
    — Тогда возьмите вот «Семь дней», — и она показала ему обложку журнала, на которой красовалась Анастасия Волочкова со своей дочерью.
    Павел Васильевич, взглянув на картинку с Волочковой, перевёл взгляд туда, где лежали другие газеты и журналы.
    — Что, не нравится Волочкова? — киоскерша улыбнулась чему-то своему. — Ну смотрите, какая красивая женщина, а дочка просто ангелочек, глаз не оторвать!
    — Ну давайте, уговорили, — Павел Васильевич полез за кошельком, украдкой посматривая на киоскершу.
    Он уже давно присматривался к этой женщине. Расплатившись, он побрёл домой, листая на ходу журнал.
    В этот киоск, расположенный рядом с автобусной остановкой, он ходил регулярно. Это был старенький киоск, который стоял здесь ещё с советских времён. Павел Васильевич постоянно в него заглядывал, так как он находился у него по пути на работу. Но это было давно...
    В то время он даже знал всех киоскеров, работавших в нём. Собственно, их было всего двое, и он был с ними знаком. Они оставляли ему его любимую в то время «Литературную газету». Эту услугу он хорошо оплачивал. Такой подход устраивал обе стороны этого маленького «гешефта». Потом наступили другие времена. И лица, работавшие в киоске, замелькали с калейдоскопической быстротой.
    Киоскерша появилась в этом киоске недавно. Вежливая, приветливая, скромно и аккуратно одетая, она сразу понравилась Павлу Васильевичу. Особенно ему нравилось, как она улыбалась. Ямочки на щеках, которые в молодости были, наверное, кругленькими, сейчас превратились в небольшие складочки, но всё равно придавали её лицу особое очарование.
    Работала она два через два в паре со сменщиком, угрюмым, неряшливо одетым мужичком неопределённого возраста.
    Иногда он ходил в киоск и покупал даже то, что ему было не нужно. Он просто хотел её видеть. И было большой удачей, если во время покупки ему удавалось её разговорить и увидеть, как она улыбается.
    Покупая первый раз у неё газету, он всего на пару секунд задержал на ней взгляд, когда передавал деньги. Отойдя от киоска, подумал, что где-то видел эту женщину, но никак не мог вспомнить, где. В тот день он несколько раз подходил к киоску и, делая вид, что рассматривает выложенные на витрине журналы, пытался заглянуть внутрь, чтобы получше рассмотреть её. Сделать это не удалось. Витрина была заставлена печатной продукцией.
    Он сделал это на следующий день. Стоя на остановке, он видел, как она, переговариваясь с водителем, который привёз печатную продукцию, что-то писала в его бумагах. Вот тогда он впервые как следует разглядел её и сразу всё вспомнил.
    Ему стало смешно. Он улыбнулся, но не внешне, а внутренне, только губы немного скривились, да по всему телу тревожно пробежала волна воспоминаний.
    Ну какой же я балбес! Как же я сразу не догадался! Это же улыбка Машеньки, той самой Машеньки, любовь к которой светлой полосой прошла через всю жизнь Павла Васильевича...
    Она появилась в лаборатории, где начальником был Павел Васильевич, сразу после окончания вечернего отделения техникума. Невзрачненькая, невысокого роста с какой-то неестественной худобой, она выглядела намного моложе своих двадцати четырёх лет.
    Ничего примечательного в её внешности не наблюдалось. Только улыбка. Улыбка была какая-то особенная. Две круглые ямочки на щеках, короткая стрижка по-юношески густых, русых волос придавали её лицу особую, невообразимую прелесть.
    Павел Васильевич, в тот год только приступил к исполнению обязанностей начальника лаборатории. Ему было всего тридцать два. Коллеги по работе прочили ему большое будущее. В двадцать семь, уже будучи ведущим инженером, он успешно защитил кандидатскую. Собирался писать докторскую, но вынужден был отложить. Институт, где он работал, получил большой госзаказ. Главным конструктором проекта назначили Павла Васильевича, и он с головой ушёл в работу.
    Ему нравилось то, чем он занимается. Работа в его жизни стояла на первом месте. Семьи у него не было. Дома, кроме матери, его никто не ждал. И он частенько задерживался на работе допоздна. НИИ, в котором он трудился, насчитывал несколько тысяч человек. Было много молодёжи. Вокруг него постоянно крутились девчонки на любой вкус и цвет, но серьёзных отношений у него ни с кем не складывалось, мимолётные не в счёт.
    Сказать, что его не интересовали женщины, будет неправильно. Ещё будучи студентом третьего курса, он встречался с девчонкой из параллельной группы. Они познакомились на лабораторных работах. Потом по её просьбе он помогал ей готовиться к экзамену по сопромату, но встречи с ней были полностью её инициативой. И активность на этом поприще у неё зашкаливала. Под её натиском он встречался с ней даже тогда, когда у него не было на это времени и приходилось откладывать или переносить на другие дни какие-то неотложные дела. Она была недурна собой и нравилась ему. На этом весь букет чувств к ней заканчивался.
    Они расстались, когда она, будучи с ним в стройотряде, попыталась затащить его в постель. Получив отказ, обозвала его импотентом, а он в отместку закрутил роман сразу с двумя девчонками, слывшими на курсе девочками не «тяжёлого» поведения и за время пребывания в стройотряде переспал с обеими…
    С появлением в лаборатории Марии Агафоновны Спириной в жизни Павла Васильевича всё резко поменялось.
    Из отдела кадров в лабораторию её привёл ведущий инженер, Сева Пережогин. Сначала он представил её начальнику лаборатории, а потом всему коллективу.
    — Прошу внимания, две минуты! — громко произнёс Сева, представляя Марию коллективу. — Это наш новый сотрудник — Мария Агафоновна Спирина. Будет работать техником в моей группе. Прошу любить и жаловать.
    Лаборатория ожила. Послышался беспорядочный скрип задвигавшихся стульев, и в проход выдвинулись лица и туловища сотрудников, рассматривающих стоящую рядом с Севой девушку.
    — А если по-проще, то как будет, Маша или Мария? — обозначил своё присутствие, выдвигаясь в проход, Венедикт Сарычев.
    Взгляд Марии быстро пробежался по проходу, скользнул по Венедикту и остановился на Севе.
    — Можно Маша или Мария, — негромко ответила она.
    — Мария мне больше нравится! — отозвался Венедикт и скрылся за кульманом.
    — Закончили знакомство. Вот Ваше рабочее место, — строго сказал Сева, указывая на свободный стол, давая всем понять, что перерыв окончен.
    Снова задвигались, поскрипывая, стулья, принимая на свои сиденья крепкие инженерные попы. Коллектив лаборатории был молод.
    Лаборатория представляла собой большую комнату с проходом посередине, слева и справа от которого стояли рабочие столы и кульманы сотрудников. Рабочее место Павла Васильевича было отделено от общего зала матовой стеклянной перегородкой и располагалось в начале комнаты так, что он мог хорошо видеть за столами весь правый ряд своих сотрудников, если они не стояли за кульманом. Марии для работы кульман был не нужен. Она была принята на должность техника и занималась документацией. Её стол был первым в правом ряду, сразу за перегородкой.
    Ввести Марию в круг её обязанностей было поручено Венедикту. Он очень обрадовался поручению и, прихватив свой стул, отправился к Марии.
    — Я рад приветствовать просто Марию, пополнившую ряды нашего замечательного коллектива. Коллектива творческого, коллектива труженика, коллектива...
    — Коллектива, в первую очередь, не лишённого чувства юмора, наверное, — перебила его Мария. — Как Вас зовут, молодой человек?
    — Венедикт! — ответил он.
    — Венедикт Ерофеев? — улыбнулась Мария.
    — Почему Ерофеев? — не понял шутки Венедикт. — Сарычев моя фамилия.
    — С хорошим чувством юмора в коллективе я, похоже, поспешила. Почему Ерофеев, расскажу при случае, а сейчас давайте о работе и моих обязанностях, — снова улыбнулась Мария, придвигаясь поближе к столу.
    Вот тогда и увидел в первый раз её улыбку Павел Васильевич. Он слышал весь диалог между ней и Сарычевым.
    «Симпатичная девчонка, красиво улыбается», — подумал он тогда и погрузился в свои расчёты...
    Нахлынувшие воспоминания тех давних лет разбудили в душе Павла Васильевича те прекрасные чувства, которые безраздельно владели им тогда. Напрягая память, он пытался восстановить в хронологическом порядке события тех давних лет. Но, увы, ничего не получалось. Мешала киоскерша. Ему захотелось её увидеть. Он оставил попытки вернуть ту давнюю реальность в своё сознание и засобирался в киоск.
    Подходя к киоску, он вспомнил, что сегодня утром уже покупал у неё «Московский комсомолец». Она была чем-то расстроена. Молча передала ему газету, сдачу и задвинула створку окошка, давая понять, что разговор окончен...
    «Что-нибудь куплю, там полно всякой всячины», — подумал Павел Васильевич, подходя к киоску. С денежной купюрой в руках он заглянул в окошко.
    Киоскерши в киоске не было. Вместо неё на Павла Васильевича с любопытством смотрел её сменщик, тот самый угрюмый мужичок неопределённого возраста.
    — Вы что-то хотели купить? — спросил он Павла Васильевича.
    — Да, мне «Комсомолку», пожалуйста. А утром здесь женщина работала, она что, уволилась?
    — Почему уволилась. Приболела немного, пришлось её подменить. — Мужичок снял с витрины последний экземпляр «Комсомолки» и сунул его в окошко.
    Расстроенный Павел Васильевич дошёл до автобусной остановки, скомкал газету и, сунув её в урну, пошагал домой...
    Целую неделю Павел Васильевич не ходил в киоск. Мысли о киоскерше, улыбка которой была копией улыбки Машеньки, единственной женщины в жизни Павла Васильевича, любовь к которой светлой полосой прошла через всю его жизнь, не покидали его. Раз за разом он мысленно возвращался в те далёкие годы, когда он был молод, здоров и безумно влюблён в Марию.
    Любовь пришла к Павлу Васильевичу уже в зрелые годы. Казалось бы, в тридцать два уже можно разглядеть в человеке и какие-то другие, кроме улыбки, качества. Но произошло всё так, как будто ему было не тридцать два, а восемнадцать. Как только он видел улыбку Марии, он буквально таял как кусочек сливочного масла на разогретой сковородке. В нём начинало всё бурлить от восторга. Хотелось с ней говорить и говорить, чтобы она смеялась и смеялась. Он понимал, что это глупо, но поделать с собой ничего не мог.
    Её аккуратная головка была хорошо ему видна со своего рабочего места. И это мешало ему работать. Невольно, вместо того чтобы работать, он неотрывно следил за Марией и получал огромное удовольствие от того, что замечал любые перемены в её лице, когда она работала. Иногда, внимательно наблюдая за ней, он пытался отгадать, о чём она думает!
    Вот, читая документ, она нахмурилась. Наверное, с чем-то не согласна. А сейчас, взглянув на часы, посмотрела в окно и озабоченно проверила, на месте ли её сумка, которая всегда висела на крючке в торце стола. «Это она уже думает о каких-то домашних делах, которые предстоит сделать после работы», — предполагал он. А вот порывисто поднялась и, держа в руках какой-то документ, решительно прошла в конец комнаты. Сейчас будет объяснять кому-то из инженеров, что в его чертежах что-то не соответствует требованиям Единой системы конструкторской документации.
    Работала она добросовестно, ответственно. На работу никогда не опаздывала, но и уходила с работы, не задерживаясь ни на минуту, со своей неизменной хозяйственной сумкой в руках.
    Чтобы не отвлекаться от работы, Павел Васильевич сдвинул свой стол так, чтобы ему не было видно Марию. Этот незамысловатый ход позволил ему не отвлекаться от работы, но, как потом оказалось, ненадолго.
    В процессе работы, вопреки здравому смыслу, вдруг навязчиво возникала мысль: «А как там Мария!» Он гнал от себя эту мысль, но ничего не получалось. Она не давала ему работать. Тогда он вставал и, заложив руки за спину, начинал прогуливаться вдоль комнаты, украдкой наблюдая за Марией. Со временем это стало у него привычкой. Сотрудники поначалу удивлялись этой новой особенности начальника лаборатории, но быстро поняли, чем обусловлены эти прогулки. И по лаборатории пошёл шепоток: «Шеф, кажется, запал на новенькую!»
    И Павел Васильевич действительно запал на Марию. Влюбился по уши, как мальчишка-школьник влюбляется в первый раз, когда всё видится в розовом и только в розовом цвете! Когда ложишься спать и хочется, чтобы скорее прошла ночь, наступило утро, бегом на работу и скорее её увидеть! Когда мысли о ней не выходят из головы ни на минуту...
    Интересно, как сложилась её жизнь? А киоскерша! Как её зовут? Я ведь даже не знаю, как её зовут. Может, она и есть Мария. Просто не узнала меня. Столько лет прошло. Я ведь так сильно изменился с тех пор, как она поспешно написала заявление на расчет по собственному желанию и, без объяснения причин, уволилась. Желая получить ответы на все эти вопросы, Павел Васильевич быстро собрался и пошёл в киоск. Надо узнать, как её зовут. Она меня уже приметила. Может, она и есть Мария Агафоновна Спирина. Ему очень хотелось, чтобы это было именно так. Подойдя к киоску, он быстро заглянул в окошко. Киоскерша была на месте.
    — Здравствуйте! — улыбнувшись, поприветствовала она его. — Что-то Вы совсем пропали. Вы же у нас главный покупатель. Нам без Вас никак!
    — Между прочим, Вашего главного покупателя зовут Павел Васильевич, а как зовут Вас, я почему-то до сих пор не знаю.
    — Так Вы меня и не спрашивали.
    — Будем считать, что уже спросил, — Павел Васильевич, с надеждой услышать нужный ему ответ, внимательно смотрел на киоскершу.
    — Нина Петровна меня зовут, — быстро ответила ему киоскерша.
    Павел Васильевич, скрывая неудовлетворённость полученным ответом, заставил себя улыбнуться.
    — Что покупать сегодня будете? Опять «Комсомолку»? — спросила Нина Петровна.
    — «Комсомолку» или «МК», — неуверенно ответил Павел Васильевич.
    — Так «Комсомолку» или «МК»?
    — Давайте и то и другое, — пофигистски ответил Павел Васильевич.
    Ему не хотелось больше разговаривать. Не глядя на киоскершу, он молча достал кошелёк, набрал нужную сумму без сдачи и, забрав газеты, ушёл домой.
    Павел Васильевич был расстроен. Ему очень хотелось, чтобы она назвалась Марией Агафоновной. Только сейчас он понял, разглядев её там, в киоске, повнимательней, что всё сходство с его любимой Машенькой ограничивается только улыбкой. Машенька была блондинкой, а цвет волос Нины Петровны был тёмным, с каштановым отливом. «Крашенная, наверное», — подумал он. Машенька никогда бы не перекрасилась. Она очень гордилась своим редким цветом волос. Ростом Машенька была повыше, и голос её звучал по-другому. Только улыбка, пожалуй, только улыбка была один в один. Он вспомнил, как красиво она смеялась в голос, при этом её щёки всегда покрывал равномерный румянец, который потом ещё долго задерживался на её лице. Интересно, как Нина Петровна смеётся в голос? Я сегодня как-то плохо себя вёл у киоска. Надо бы извиниться. Павел Васильевич развернулся было по направлению к киоску, но, не зная, какое принять решение, задумавшись, остановился. Она хорошая женщина и не виновата в том, что её зовут Нина Петровна, а не Мария Агафоновна. Завтра с утра схожу и извинюсь. Некрасиво получилось. Надо обязательно извиниться. С этими мыслями он вернулся домой...
    Роман с Марией развивался стремительно. Павел Васильевич начал ухаживать за ней в открытую, ничего и никого не стесняясь. На столе у Марии регулярно начали появляться цветы, коробки конфет, мягкие игрушки. Вся лаборатория с большим интересом отслеживала эти отношения. Многие девчонки завидовали Марии. Павел Васильевич был первоклассным женихом, с хорошими перспективами карьерного роста. Высокий, с умным открытым взглядом крупных карих глаз, он производил впечатление доброжелательного серьёзного парня.
    Обедать в столовую Мария не ходила. Она приносила с собой, в небольшом пластиковом контейнере, нехитрую еду. Пользуясь кипятильником, заваривала чай и, положив перед собой книжку, обедала.
    Павел Васильевич, глядя на неё, тоже перешёл на бутерброды. Ему хотелось с ней разговаривать и, главное, видеть её улыбку. Обычно в обед, с кружкой чая в руках, он подсаживался к её столу и, поинтересовавшись, что она читает, завязывал беседу. Ему с ней было комфортно и как-то по-домашнему уютно. Он регулярно её куда-нибудь приглашал. Но она под разными предлогами постоянно ему отказывала. И делала это очень корректно, с неподдельным сожалением и улыбкой на лице.
    Так продолжалось несколько месяцев, пока однажды, видимо, исчерпав запас поводов для отказа в очередном свидании, она, глядя в глаза Павла Васильевича, строго сказала: «Павел Васильевич, а Вы знаете, что я замужем, у меня двое сыновей и я очень люблю своего мужа».
    Павел Васильевич смутился, не зная, что ответить. Про то, что Мария замужем, знала вся лаборатория. Именно это обстоятельство и подогревало интерес всего коллектива, пристально наблюдавшего за их отношениями...
    Несколько дней Павел Васильевич не мог прийти в себя. Информация о замужестве Марии ошеломила его. Он больше не прогуливался в обед по лаборатории с кружкой в руках и старался не смотреть в сторону Марии. Мария тоже замкнулась. Общение с Павлом Васильевичем теперь было строго в рамках служебных обязанностей. Иногда на документах, которые она курировала, требовалась его подпись. В этом случае она подходила к его столу и, отведя взгляд в сторону, не говоря ни слова, оставляла документы. Он, просмотрев их, подписывал или прикреплял скрепкой бумажку с замечаниями.
    Павел Васильевич ещё больше ушёл в работу, просиживая допоздна в лаборатории...
    На следующий день Павел Васильевич, позавтракав на скорую руку, отправился в киоск извиняться. Сначала он сходил в цветочный магазин и купил большую роскошную розу. Ему хотелось сделать ей приятное. Собственно, извиняться-то было не за что. Он ни чем не обидел Нину Петровну. И когда он появился у киоска с розой в руках и улыбкой на лице, она очень удивилась.
    — По какому случаю цветы, Павел Васильевич?
    — Ну, наверное, не цветы, а цветок! — Павел Васильевич протянул ей розу и, наклонившись, просунул голову в окошко. — Могу я сделать приятное женщине, которая мне очень нравится?
    — Конечно, можете! — Нина Петровна охотно приняла из его рук розу, глубоко вдохнула цветочный аромат и, залюбовалась цветком. — Какая прелесть, как приятно. Спасибо большое, Павел Васильевич! Я даже не могу припомнить, когда мне последний раз дарили цветы? — Было видно, что она искренне рада этому крохотному знаку внимания со стороны Павла Васильевича.
    — Я очень рад, что Вам понравился мой импровизированный букет!
    — Ну как такая красота может не понравиться! Мы её сейчас в баночку с водичкой поставим, и она будет меня радовать до конца недели.
    — А потом я Вам подарю новый букет, чтобы чувство радости и любования прекрасным у Вас продолжилось. Вы какие цветы любите? — Павел Васильевич смотрел, как Нина Петровна, аккуратно подрезав стебель, осторожно опустила розу в банку с водой.
    — Я все цветы люблю. Все цветы красивы только потому, что они цветы! — и она засмеялась в голос. Павел Васильевич, глядя на неё, тоже засмеялся. За разговорами он не заметил, что сзади уже стояла женщина, которой надо было что-то купить в киоске.
    — Мужчина, можно мне авторучку купить? — обратилась она к Павлу Васильевичу, тронув его за плечо.
    Он сделал шаг в сторону, освобождая место у киоска. За женщиной подошли ещё двое мужчин, покупая кто газету, кто батарейку. Всё это время Павел Васильевич наблюдал, как работает Нина Петровна. С её лица не сходила улыбка. Чувствовалось, что она всё ещё находится под впечатлением от этого крохотного знака внимания со стороны Павла Васильевича.
    — Нина Петровна, Вы мне так и не ответили, какие цветы вы больше всего любите, — Павел Васильевич снова прильнул к освободившемуся окошку.
    — Я же Вам уже сказала, что я все цветы люблю!
    — Ну всё-таки, какие у Вас любимые цветы? — настаивал Павел Васильевич.
    Она немного задумалась, собрав над переносицей несколько морщинок.
    — Мне гораздо важней внимание. А любимые цветы у меня те, которые в поле растут. Ромашки и васильки.
    — Скромненько, скажу я Вам, Нина Петровна, даже очень скромненько. Примем к сведению и учтём на будущее. Я уже Вам, наверное, порядком поднадоел. Опять же мешаю работать. Вы меня прогоните. А то я, такой бесстыжий, могу тут долго стоять.
    — Ну что Вы, Павел Васильевич, стойте сколько хотите. Вы мне нисколько не мешаете. Спасибо Вам ещё раз за цветы!
    — Нет, я, пожалуй, пойду. Не буду Вам мешать. Трудитесь и до скорых встреч! — Павел Васильевич помахал ей рукой и пошёл домой.
    По дороге домой он постоянно сравнивал Нину Петровну с Машенькой. Сегодня он впервые услышал, как Нина Петровна смеётся в голос. Очень похоже, но всё-таки не Машенька. Тембр голоса был другой, да и задора не хватало. А вот любимые цветы у Машеньки были пионы, это он хорошо помнил, а у Нины Петровны ромашки и васильки.
    Какая разница, какие у неё любимые цветы. Павел Васильевич тянулся к ней всей душой, нисколько не сомневаясь: повстречайся она ему в те годы, он, наверное, также влюбился бы в неё, как тогда в Машеньку. И кто знает, как бы потом сложилась их жизнь...
    А с Марией тогда так ничего и не срослось. Павел Васильевич через некоторое время возобновил свои ухаживания. «Ну, замужем, ну, двое детей. Да плевать», — думал он. — «Я её люблю. Дети не помеха. Я и их полюблю как своих. А муж, ну что муж — водитель автобуса. Разве он мне конкурент. Если она меня полюбит, уйдёт от мужа».
    Он снова задарил её подарками. Опять на её столе стали появляться цветы, коробочки конфет, детские игрушки. Но однажды она обнаружила коробочку с дорогим колье. Дождавшись, когда все сотрудники покинут лабораторию, она подошла к столу Павла Васильевича и молча положила коробочку ему на стол.
    — Павел Васильевич, ну зачем всё это? Мы же с Вами уже обо всём договорились.
    Он, сделав вид, что не понимает, о чём она говорит, поднялся из-за стола и, подойдя вплотную к ней, спросил:
    — А о чём, Машенька, мы договорились, ну правда, не помню?
    Павел Васильевич ещё ближе подошёл к Марии. Ему ужасно хотелось обнять её, поцеловать, но он не решался.
    — Я люблю Вас, Маша и ничего не могу с собой поделать! — голос его дрожал.
    Он нежно прижал её к себе. Она не возражала. Несколько секунд они молча стояли, прижавшись, друг к другу. Потом он, запустив пальцы рук в её густые волосы, попытался её поцеловать, но она, отступив на шаг назад, не позволила ему это сделать.
    — Павел Васильевич! — обратилась она к нему, отступив ещё на пару шагов.
    — Машенька, рабочий день закончился, и я уже не начальник лаборатории Павел Васильевич, а просто Павел, так же как и Вы не Мария Агафоновна, а просто Мария, правда, мне больше нравится Машенька! Давай на ты, — Павел Васильевич улыбнулся и сократил расстояние между ними до минимального.
    — Хорошо. Павел, ты же взрослый и очень неглупый человек, — снова обратилась к нему Мария.
    — А ты меня любишь? — перебил её Павел.
    — Это не имеет никакого значения. Я тебе уже всё объяснила. Я очень хорошо к тебе отношусь. Не скрою, ты мне нравишься. Ты умный, талантливый, порядочный человек, и у меня нет никаких оснований сомневаться в серьёзности твоих намерений. Но я ничего не собираюсь менять в своей жизни, — последнее предложение она произнесла медленно, умышленно растягивая слова. — Давай успокоимся и не будем мучить друг друга. На меня уже косо смотрит вся лаборатория. Люди недоумевают. И их можно понять. Ну что может быть общего между начальником лаборатории, кандидатом наук, наконец, красавцем-мужчиной и провинциальной, невзрачной, замужней девчонкой, да ещё с двумя детьми.
    Павел отступил назад, отвёл взгляд в сторону. Хотел возразить, но не находил подходящих слов.
    — Если ты меня действительно любишь, — Мария подошла к нему и, взяв за плечи, сильно встряхнула, — не мешай мне и себе жить! Перестань за мной ухаживать. Ты начальник лаборатории, Павел Васильевич, я твоя подчинённая, Мария Агафоновна, и всё, понимаешь, всё! — Мария сильно встряхнула его ещё раз и уткнулась головой Павлу в грудь.
    Наслаждаясь этим коротким объятием, он мучительно осознавал, что оно прощальное...
    Потом они молча дошли до метро и, бросив друг другу короткое: «До свиданья», разошлись в разные стороны...
    «А не приударить ли мне за Ниной Петровной? Что, собственно, я теряю?» — задавал себе эти вопросы Павел Васильевич, двигаясь в направлении своего дома. «Да ничего я не теряю», — отвечал он сам себе. «Кажется, она очень доброжелательно ко мне относится. Что нам мешает провести время в театре, на хорошем спектакле, сходить куда-нибудь в музей, на концерт или в парк погулять? Да ничто нам не мешает!» — снова отвечал он сам себе. Правда, еще неизвестно, свободна ли Нина Петровна от брачных уз. Может, она замужем. И я опять потерплю фиаско, как когда-то, почти сорок лет назад, с Машенькой.
    С этими мыслями Павел Васильевич вернулся домой. Незаметно наступило обеденное время. Жил он уже давно один. Мама умерла семь лет назад. За эти годы он неплохо освоил приготовление простенькой еды. В квартире у него всегда были порядок и чистота. Он ввёл себе за правило по понедельникам делать в квартире уборку. Совсем недавно он капитально отремонтировал свою квартиру. Нашёл в себе силы избавиться от социалистического прошлого. Выбросил из квартиры всё старьё. Поменял почти всю мебель. Решил свою давнюю проблему с мытьём посуды. Установил на кухне посудомойку. Был у него такой «бзик» — ужасно не любил мыть посуду.
    Собрал в один прекрасный день все старые рубашки, брюки, свитера и прочую одежду, бережно хранимую Мамой, и отнёс в приход ближайшей церкви.
    Пообедав, Павел Васильевич сложил посуду в посудомойку, окинул критическим взглядом свою новенькую кухонную мебель и, удовлетворившись увиденным, уселся за ноутбук.
    «Нину Петровну будет не стыдно и в гости пригласить, если она согласится», — подумал он, всматриваясь в экран монитора. Надо обязательно поинтересоваться, свободна она или нет.
    На следующий день Павел Васильевич, безуспешно пошарив по местным цветочным магазинам в поисках васильков или ромашек, прикупив букет роскошных хризантем, отправился в киоск.
    — Я рад приветствовать Нину Петровну на боевом посту в это хмурое ноябрьское утро! — приветствовал он её, протягивая в окошко букет цветов.
    — Ой, спасибо огромное, Павел Васильевич! — обрадовалась она, охотно принимая из его рук цветы.
    «Как она искренне радуется цветам, ну точь в точь, как Машенька», — подумал он, всматриваясь в её лицо.
    — Я же обещал Вам, что буду теперь каждый день приносить цветы. Вот я и выполняю свои обязательства.
    — Каждый день не надо. Цветы не вянут целую неделю. Опять же я работаю два через два.
    Павел Васильевич обрадовался услышанному. Он не знал, как подступиться, с чего начать разговор. Надо узнать, замужем Нина Петровна или нет. И тут из него буквально выстрелило!
    — Значит, завтра Вы свободны, не работаете? Тогда почему бы нам с Вами не прогуляться, если, конечно, супруг не будет возражать? — быстро сформулировал он своё предложение, ожидая такого же быстрого ответа. Ему очень хотелось поскорее всё узнать.
    Этим предложением он надеялся получить ответ сразу на два так сильно волновавших его вопроса: замужем она или нет и согласится ли она с ним пойти погулять. Но Нина Петровна, занимавшаяся в это время размещением букета в баночку с водой, с ответом не спешила. Закончив свою работу, она повернулась к Павлу Васильевичу. Лицо её светилось улыбкой, на щеках играл лёгкий румянец. Она наклонилась к самому уху Павла Васильевича и вкрадчиво произнесла:
    — Павел Васильевич, это Вы меня вроде бы как на свиданье приглашаете?
    — Соглашайтесь! — так же вкрадчиво прошептал он в ответ.
    — Ну разве можно отказать такому мужчине, как Павел Васильевич.
    — Увы, можно. Была одна такая, на Вас похожая, отказала. Правда, давно это было, очень давно! — с сожалением констатировал Павел Васильевич.
    — Дурная, наверное, была, молодая! Ничего не понимала в жизни, — усмехнулась Нина Петровна.
    — Давайте не будем об этом. Так как насчёт завтра, погуляем?
    — Конечно, погуляем! Почему бы нет. Погода, правда, никудышная.
    — А супруг возражать не будет?
    — Вдовая я, уже давно вдовая. — При этом Нина Петровна отвела взгляд в сторону и, с дрожью в руках, начала перекладывать с места на место лежащие на прилавке журналы.
    — Извините, пожалуйста. Я не знал, — смутился Павел Васильевич.
    — А погулять пойдём, обязательно пойдём. Только не завтра. Завтра мне внука на денёк привезут. А вот послезавтра с удовольствием, в любое время!
    — Тогда до встречи, в два часа у кинотеатра! — обрадованно произнёс Павел Васильевич.
    — Хорошо! — ответила она и опять улыбнулась той самой улыбкой...
    На следующий день Павел Васильевич стал готовиться к свиданию с Ниной Петровной. Ему очень хотелось произвести на неё ошеломляющее впечатление. Первым делом он, критически просмотрев свою одежду, пришёл к выводу, что надо кардинально обновиться. Быстро собравшись, он поехал в торговый центр и прикупил себе хорошего качества куртку финского производства. Там же купил осенние швейцарские туфли и кепку. На обратном пути зашёл в парикмахерскую и подстригся, изрядно потрепав молоденькую парикмахершу своими претензиями к качеству стрижки. Придя домой и осмотрев покупки, он остался доволен обновами. Всё стоило по сегодняшним меркам недёшево, но это ни капли не смутило Павла Васильевича. Он считал себя человеком состоятельным. С юных лет он хорошо зарабатывал и умел распоряжаться деньгами. «В день свидания с утра побреюсь, поглажу брюки, и к кинотеатру», — глядя на себя в зеркало, рассуждал Павел Васильевич. Все эти хлопоты были ему приятны. Он даже забыл, что уже давно прошло время обеда. На часах было четверть восьмого вечера. Пора было ужинать, а он ещё не обедал.
    Не спеша перекусив, он прилёг с газетой в руках и сразу задремал. Ему очень хотелось, чтобы скорее наступил этот долгожданный час, час свидания с Ниной Петровной. Что-то безумно тревожное колотилось у него в груди, пугая и радуя одновременно. «Откуда всё это вдруг взялось?» — спрашивал он себя. И тут же отвечал: «Ну пусть будет, коль пришло». Постоянно всплывало в памяти всё, что было связано с Машенькой в те далёкие годы...
    После того короткого расставания у метро жизнь Павла Васильевича превратилась в сплошное мучение. Он отчаянно, почти год, боролся со своими чувствами, но безуспешно. А потом с ним произошло несчастье которое, вопреки популярно известному изречению, счастья тоже не принесло...
    Как-то поздно вечером, возвращаясь с работы, Павел Васильевич на переходе вдруг, неожиданно для себя и всех окружающих, пошёл на красный свет...
    Последствия могли быть ужасными, если бы не хорошая реакция водителя. Скорость была небольшой. Резко затормозив, он сдал вправо, зацепив крылом Павла Васильевича. Удар был несильным, и он отделался сотрясением мозга и сильными ушибами.
    Почти месяц Павел Васильевич провалялся на больничном...
    Навестить больного начальника лаборатории отправили Марию. Она всячески отнекивалась. У неё вдруг сразу все заболели. Дети, муж, мама. Но профсоюз в лице Севы был непреклонен. В профкоме оформили материальную помощь — десять рублей и, закупив традиционный набор продуктов для посещения больного, отправили Марию к Павлу Васильевичу.
    Она появилась в квартире у Павла Васильевича, как «снег на голову», в пятницу днём. Он как раз закрыл больничный и в понедельник собирался выходить на работу.
    От неожиданности Павел Васильевич растерялся, заметался по квартире, не зная, куда пригласить Марию. Он помог ей снять верхнюю одежду и, предложив тапочки, пригласил её в спальню.
    — Вы большой шутник, Павел Васильевич! С порога и сразу в спальню?! — пошутила, улыбаясь, Мария. — Куда выложить? — она приподняла с пола сумку с продуктами.
    — Ой, извините, — смутился Павел Васильевич, пропустив шутку мимо ушей. — Пройдёмте на кухню.
    Мария выложила из сумки принесённые продукты, после чего они прошли в гостиную. Усадив Марию за журнальный столик, он предложил ей кофе. Она вежливо отказалась, он присел рядом.
    — Вот так и живете, Павел Васильевич? — произнесла она, осматривая комнату.
    — Да, — ответил он, — вдвоём с Мамой. Семьёй пока не обзавёлся.
    — И напрасно, пора бы уже, — она вопросительно посмотрела на него. — Столько девчонок по Вам сохнут. Чёрненькие и беленькие, полненькие и худенькие.
    — Умненькие и глупенькие, молоденькие и не очень, — добавил он, поддерживая её полушутливый тон. — Все уже, наверное, высохли до безобразия. Одна только что-то никак не хочет сохнуть.
    — Она, может быть, и хочет, да не может себе этого позволить! — Мария посмотрела на него широко открытыми глазами. В глазах блестели слёзы. Она поднялась и отошла к окну. Павел не знал, как реагировать на её слова. Несколько минут они молчали. Потом он подошёл к ней, обнял. Она, как будто давно ждала этого прикосновения, тут же развернулась и с громкими рыданиями уткнулась ему в грудь.
    Он опешил, не понимая, чем он мог её так обидеть. Пытался успокоить, подыскивая нужные слова. С большим трудом ему удалось это сделать. Она затихла у него на груди...
    Как они оказались в постели, Павел сейчас уже не помнил. Всё получилось легко, естественно и непринуждённо. Она была нежна и податлива так, как бывают нежны и податливы только по-настоящему влюблённые женщины...
    После этого случая Павел Васильевич опять принялся ухаживать за Марией и снова получил отказ.
    Через месяц она без объяснения причин уволилась по собственному желанию...
    Павел Васильевич с головой ушёл в работу. Несколько лет не желал никого видеть рядом с собой. Постепенно боль притупилась. В его жизни стали появляться какие-то женщины. Их было много. Они мелькали в его жизни, одна за другой, не оставляя в его душе ни капли сожаления при расставании. Он взял себе за правило не заводить больше никаких служебных романов.
    Как-то само собой в лаборатории к нему прилепилось прозвище «Однолюб». Между собой его сотрудники по-другому и не называли. Он знал об этом. И не возражал. «А что возражать, если так оно и есть. Всё верно», — отмечал он про себя...
    Наконец настал долгожданный день свидания с Ниной Петровной. Поднялся Павел Васильевич рано. Неспеша и обстоятельно побрился, принял душ. Подойдя к зеркалу, долго, обстоятельно всматривался в своё лицо. Да нормальное лицо. Лицо как лицо, как раз на семьдесят два, ни больше ни меньше.
    Потом он погладил брюки и повесил их на спинку стула, чтобы не помялись. Достал и погладил белую рубашку. Завязал треугольником новенький галстук и убрал его вместе с рубашкой в шкаф. Время было около двенадцати. Пора бы и позавтракать. Но есть почему-то не хотелось. Он включил телевизор. Посмотрел новости. Несколько раз перебрал пультом все каналы. С трудом, без аппетита, зажевал бутерброд с сыром и выпил стакан чая. На часах была половина первого. «Пожалуй, пора собираться. Надо ещё цветы купить. И до кинотеатра не торопясь дойти», — подумал он.
    Через десять минут Павел Васильевич стоял перед зеркалом, одетый во всё новенькое. Придирчиво осмотрев себя, он остался доволен увиденным отражением и, сунув в рот подушечку жвачки, вышел из дома.
    Было без четверти два, когда Павел Васильевич, благоухающий первоклассным мужским парфюмом, с красивым букетом роз подошёл к кинотеатру.
    В ожидании Нины Петровны он прогуливался около кинотеатра, рассматривая красочные афиши. Настроение было прекрасное. Душа пела и плясала. Хотелось летать, кружиться в вальсе, совершать какие-нибудь безумно правильные поступки, дарить и дарить всем цветы и подарки. Он пребывал в состоянии какой-то эйфории радости, благоденствия и счастья.
    Находясь во власти этих положительных эмоций, Павел Васильевич совсем забыл про время. Было уже пятнадцать минут третьего, когда он посмотрел на часы. Поправив фуражку, он стал всматриваться в ту сторону, откуда, по его предположению, должна была прийти Нина Петровна. Она, как и все женщины, немного опаздывает. Это нормально. Вот сейчас она придёт, я возьму её под ручку и мы пойдём гулять. Я ей буду что-нибудь рассказывать, а она будет улыбаться, и это будет прекрасно! Пусть ничего не говорит, а только улыбается, улыбается и улыбается!
    Он внимательно всматривался во всех женщин, проходящих мимо кинотеатра, но Нины Петровны среди них не было. Было уже почти три часа, когда он в очередной раз посмотрел на часы. С ней, наверное, что-то случилось. Наверняка что-то случилось. Может, она заболела и ей нужна помощь, а я торчу здесь. Павел Васильевич заволновался. Он не знал, что предпринять. Остаться здесь и ещё подождать или бежать к ней на помощь? Но куда бежать? Я же не знаю, где она живёт. Обдумывая, что предпринять, он нервно ходил вдоль панорамных окон кинотеатра, туда и обратно.
    Она, наверное, заболела или, может быть, какие-то непредвиденные обстоятельства, мало ли что могло случиться. Сообщить мне она не могла. Мы даже телефонами не обменялись. «Да что я тут дурака валяю, надо пойти к киоску и узнать у её сменщика, что с ней случилось», — с этими мыслями Павел Васильевич быстрым шагом поспешил к киоску.
    Она не могла просто так взять и не прийти. Зачем ей меня обманывать? Она сразу приняла моё предложение увидеться сегодня, не раздумывала ни секунды. Рассуждая почти вслух, Павел Васильевич не заметил, как проскочил автобусную остановку и вышел к киоску с твёрдым намерением прояснить, наконец, столь важную для него ситуацию.
    В том месте, где много лет находился киоск, было пусто. Павел Васильевич сначала ничего не понял. «Может, я ошибся местом и не туда пришёл», — подумал он.
    — Что за чертовщина, где киоск? — громко, отчаянно закричал Павел Васильевич, озираясь по сторонам.
    — Что Вы так кричите, мужчина? Снесли вчера этот киоск, и палатку овощную, которая вон там стояла, тоже снесли. По всей Москве сносят незаконные постройки. И правильно делают, надоела эта рухлядь уже давно, смотреть противно! — женщина, стоявшая поодаль от автобусной остановки с сигаретой в руках, подошла поближе к Павлу Васильевичу. — Вчера снесли, а сегодня, вон смотрите, даже площадку заасфальтировали.
    Павел Васильевич посмотрел туда, куда показывала женщина. На месте киоска красовалась заасфальтированная площадка. Кто-то уже успел прогуляться по ней, видимо, ещё тогда, когда асфальт не успел окончательно затвердеть, и оставил свой след.
    — Да, да, снесли киоск! — глядя на площадку, отрешённо ответил ей Павел Васильевич и засмеялся. — Киоск снесли и место, где он стоял, заасфальтировали. Получилось что-то вроде могилки. А какая могилка без цветов?
    — Какая могилка? Вы о чём, мужчина? — спросила женщина, швырнув окурок в сторону.
    — Долго рассказывать, — ответил ей Павел Васильевич, подошёл к площадке, аккуратно положил свой букет и пошёл прочь...
    Торговый центр, которого так долго ждали жители микрорайона, наконец, открылся. Огромный баннер «Мы открылись» призывно покачивался на ветру, зазывая покупателей.
    На одной из секций, с надписью «ПРЕССА» висела табличка «Закрыто». Через панорамные стёкла витрины можно было видеть, как двое продавцов раскладывают по полкам газеты и журналы.
    — Давай повеселее, Петруша. Все уже открылись, а мы с тобой всё никак.
    — Прям так и все! Вон, смотри, напротив отдел «Подарки», тоже всё чухаются.
    — У них товара в два раза больше, что ты на них равняешься. Нам уже давно пора открыться. Что ты как старый дед всё ворчишь, шевелись давай.
    — А что, наш постоянный клиент отпал теперь? Жалко, хороший такой мужичок был. Каждый день приходил и обязательно что-нибудь покупал. Надо было там, на остановке, объявление повесить: «Киоск переехал по адресу...»
    — Не надо ничего вешать! — перебила его продавец. — И не надо, чтобы он приезжал.
    — А что он тебе помешал-то, приличный такой дядечка? — не унимался Петруша, укладывая стопочкой журналы. — Только мне показалось, что он какой-то одинокий, неприкаянный.
    — Никакой он не одинокий. Есть у него и сын и внук и внучка, только он об этом не знает. И не надо ему ничего знать.
    — А ты-то откуда знаешь? — удивлённо спросил Петруша.
    — Говорю, значит знаю. В прошлом это всё. Я его сразу узнала, а он меня так и не узнал.
    — Ну, ты даёшь Агафонна! Что за детективчик такой, расскажи.
    — Давно это было, очень давно. Не хочу ворошить, да и не расскажешь всё в двух словах, — тяжело вздохнув, ответила Мария Агафоновна. — Давай открываться, работать надо. — И она перевернула табличку с надписью «Закрыто» на другую сторону.

 




комментарии | средняя оценка: -


новости | редакторы | авторы | форум | кино | добавить текст | правила | реклама | RSS

26.03.2024
Итальянского певца Pupo не пустят на фестиваль Бельгии из-за концерта в РФ
На сцене Государственного Кремлевского дворца 15 марта состоялся концерт «Большой бенефис Pupo. В кругу друзей» с участием известных российских артистов.
26.03.2024
Русский Прут. Красную армию не остановил даже «майор Половодье»
Гитлеровские войска от русских прикрывали не только грязь и бездорожье, но и шесть (!) рек — Горный Тикеч, Южный Буг, Днестр, Реут, Прут, Сирет. В течение месяца эти реки были одна за другой форсированы частями 2-го Украинского фронта.
25.03.2024
Кастинг на фильм про Жириновского возобновят из-за ареста Кологривого
Андрей Ковалев уточнил, что съемки фильма затормозились и скоро будет объявлен новый кастинг.
25.03.2024
В Болгарии нашли подземный зал при демонтаже памятника Советской армии
Городской совет рассмотрит отчет о международном конкурсе идей будущего объекта на месте памятника.