Книжный магазин «Knima»

Альманах Снежный Ком
Новости культуры, новости сайта Редакторы сайта Список авторов на Снежном Литературный форум Правила, законы, условности Опубликовать произведение


Просмотров: 569 Комментариев: 2 Рекомендации : 0   
Оценка: 4.00

опубликовано: 2014-08-30
редактор: Лазер Джей Айл


Преломление | Олег Фомин | Фэнтези | Проза |
версия для печати


Преломление
Олег Фомин

Сега двигает по горячему тротуару из тренажерного центра, ухо жжет мобильник.
     — Короче, давай в два, о’кей?.. Ну мне еще надо пожрать и... Давай.
    Сброс.
    Катька, тварь! Если б знал заранее, что туда пойдет и она...
    Роется в голове, но та молчит. И чего они с Ковшом из-за этой стервы поцапались?.. Могли решить мирно, а теперь на ножах. Ясно, что Катька та еще гадина — не нужна и даром. Сега остыл, а она все жаждет насолить. Прилюдно сюсюкается с Ковшом, а тот, дубина, радуется, что она в него вдруг втюрилась, и даже не вдруг — ваще всю жизнь сохнет, а с Сегой так... чтоб душу отвести.
    Сегодня снова будут гнать картину...
    Ладно, потом. Щас бы разрулить еще одно дельце...
    Через двадцать минут Сега мнет эспандер в комнате Игорька.
     — Сушй, ну выручи...
     — Да некогда мне, Серега, я занят! ЗА-НЯТ!
    Игорек с кулаком в зубах мечется из угла в угол. Стол завален всякими схемками, хренками, чертежами... Паяльник дымит. Комп древнее «запорожца», гудит как мозги перед экзаменом.
     — Не кипиши, братуха, спокойно... Я ж те друг? — Сега хлопает Игорька по плечу. — Друг. Кто тебя водил по бабам?.. А? Во-во. Помоги другу, че ты...
    Игорек воет, глаза смотрят в потолок умоляюще.
     — Ну ты ж знаешь, — продолжает Сега, — я эти сочинения строчить не мастак, а наша преподша баба одинокая, чуть что, сразу минусует... Черкани хоть полстранички, так, по-быстрому, мне ж не надо как у Пургенева...
     — Тургенева.
     — Ну да, его. Короче, дружище...
     — Ладно, стоп! Сейчас.
    Спустя минуту Игорек возвращается из кухни с пластиковой баночкой.
     — Нет у меня времени, поэтому — вот. Отрываю от сердца!
    Сега чешет бритый череп.
     — Объясняю, — продолжает Игорек. — Здесь особая жвачка. Наша с ребятами закрытая разработка, так что при посторонних языком не чеши...
     — С какими ребятами?
     — Из кружка юных ботанов!!! — визжит Игорек. — Ты слушать будешь?! Показываю на пальцах!.. Жуешь одну где-то час. Эффект почувствуешь либо сразу, либо опять же через час. Длится примерно сутки. Воображение улучшается на порядок, накатывает куча новых мыслей, успевай записывать. Можешь садиться хоть за диссертацию. Понял?
    Сега лыбится до ушей:
     — Это че, дурь?
     — Дурь у тебя в башке! А эта вещь как раз ее прочистит!
     — А я копыта не откину?
     — Мои, как видишь, на месте. — Игорек пихает Сегу за порог. — Можешь не благодарить.
    Дверь хлопает.
    Сега беззвучно ржет. Ну, Игорек, блин! Мало, что весь день в хате как в ослиной моче, маячит из угла в угол, чего-то ковыряет, чинит, так еще и толкает наркоту!
    Ботинки дробят лестницу, Сега вынимает из баночки белое драже. Лезут всякие мысли об отбрасывании копыт, склеивании ласт, вынесении из дверного проема вперед ногами, преподше по русскому... Последняя вгрызается в руку с жвачкой, подносит ко рту и...
    Мятная.
    Вдоль проспекта ревут машины-кометы, хвосты вьются цветными шлейфами, сиренью бензина. От стальных покрытий отражаются лучи, горячий воздух сияет каждой пылинкой. Одеколон киснет, ароматный пот облаком летит в свинцовое небо. Мост раскаленным прутом вклинивается меж берегов, жрет лучи как солнечная батарея, гудит. Электроны белоснежно кипят, ядра в узлах кристаллических решеток бьются миллионами сердец, мост хочет выгнуться дугой, разорваться в клочья, но не может, ведь умники Игорьки все просчитали точно...
    Внизу — река. Вода... Постоянно меняет форму, переливается, каждый изгиб отдается нежным упругим звуком...
    Бррр! Сега по-собачьи трясет головой. Реально глюки!.. Хотя в такую жарень и впрямь бы искупаться. Лучше в море... На море кайф! По песку шлепают девки в купальниках, рассекают волны...
   
    Живая синяя ткань рвется по собственной воле, свободно, вода встает на дыбы, упругие пласты перехлестывают друг друга, монолитами летят к берегу. Гребни, свежие разрывы, кровоточат пеной.
    «Мальчики!» — кричит Катя, ее глушит рев моря, но зазывающая рука переводит.
     — Она моя, — гудит Ковш. Сега взирает снизу вверх. — Меня любит, поал?.. С тобой поиграла и хватит, а у нас с ней серьезно. Она те и так намеки делает, чтоб отвял. Ты парень свой, поэтому не усугубляй, лады? Найдешь се еще, а ей нужен надежный, с достатком.
    Сега молчит. Неотрывно смотрит в глаза. Ковш как гранитный утес — гневные иссиня-черные волны его молотят, а он высится неподвижной глыбой и все. Смотрит, ждет... У Сеги внутри — лед. Холодная ярость. Он поворачивается к морю и твердо шагает навстречу гигантской волне... Да, Ковш утес. Но любые утесы вода рано или поздно размывает. Сега разбегается, прыгает в объятия могучего союзника, выпить его силу, летит навстречу стихие...
   
    ...Врезается в столб. Очень удачно, прямо перед ревущим потоком комет, иначе был бы сейчас красным человечком со светофора... Море оседает, под ногами серый тухлый асфальт. Сега растерянно оглядывается, люди бурлят как пузыри, растекаются зигзагами, наискось, вперед, назад...
    ...Садится на скамейку в тени аллеи, задница нервно елозит по угловатым рейкам, голова в тисках ладоней. Надо все как следует... обдумать! Докатился, елы...
    Море было как в киношке сквозь 3D-очки, выпуклое, с глубиной, краски, звуки... На море Сега не ездил никогда — одни мечты. Была Катя, что махала рукой, звала «Мальчики!», был разговор, где говорил только Ковш, а Сега молчал.
    Но — у озера, на Катькиной даче!
    И Ковш тогда не выглядел скалой, они с ним почти одного роста. В тот день Сега откопал в сарае кусок арматуры, решил забить друга до состояния красного человечка со светофора. Но вовремя рассудил: на кой хрен ему Катька? Если променяла раз, променяет и второй. Ради этой лярвы еще и руки марать? Не, пусть теперь с ней мучается Ковш.
    Увез прут домой, пообещал, что однажды его согнет. Записался в качалку, дома дополнительные нагрузки, мясная, молочная пища, в кармане всегда эспандер... А на подоконнике — прут. По-прежнему прямой. Все чаще посещала мысль, что затея напрасна, а клятву, хоть и глупую, нарушить нельзя. Иначе он кто? Такая же вша Катька! Сега представлял, что гнет прут, из тела выжимается пот, текут ручьи, а когда пот кончается, из кожи течет кровь, а вместо прута сгибаются, хрустят кости...
    Бьет себя по морде... Ну Игорек, химик долбаный! Сутки, значит, колотить будет?.. Все эти мысли про Катьку, Ковша, арматуру негнущуюся... Если пустить на самотек, к концу дня сиганет с крыши...
    Нужно отвлечься. Если шальное воображение не может остановиться, его надо куда-то сплавить.
   
    Сега крючится как пугало под тучей гадящих ворон. Инстинкт толкает к выходу, но каленое самообладание заставляет пройтись между стеллажами. Он и вообразить не мог, что книг бывает столько! Думал, писателей... ну... штук двадцать от силы, а тут... Мелькают фамилии, названия!.. А сколько ж тогда книг?! Их что, все читают?!
    Мерещится, как эти книги сыплются с неба тяжелыми связками, острые углы прошибают людям черепа, ураган страниц режет кожу...
     — Вам помочь? — чирикает девушка с бейджиком «Оксана».
     — Ага, мне бы это... — мнется Сега. А чего ему и впрямь нужно? — Ну, знаете... такую книгу, шоб... человек такой, из простых... ну-уу, проходит, там, испытания... и становится...
     — Самоучитель?
     — Не, это... Ну как его... ху... Художественное, во!
     — Героическое!
     — Да-да, героическое, где это... герой и...
     — Идемте!
    Плетется за миниатюрной Оксаной провинившимся псом. Та встает у очередной полки, Сега чуть не врезается в хрупкую спинку. Ручка вынимает из бумажной стены ничем не примечательный кирпич.
     — Очень популярная серия фэнтези, раскупается на ура. Как раз то, что Вам нужно, язык простой и в то же время образный.
    Язык?.. Ну да, простой. Не английский же.
     — Брать будете?
     — Че?.. А, да! Сколько?
    ...На улице заворачивает книгу в пакет. Прижимает к себе, чтобы не увидели логотип книжного: пацаны спалят — подумают, крыша поехала. Если спросят, отмажется, мол, шпроты, салатик.
   
    Квартира как паровозная топка, в стены сквозь жалюзи вонзаются полированные листы света, воздух горит.
    Пельмени не лезут даже после тренировки. Вот елы... Раньше думал конкретно: позвонить тому-то, прийти туда-то, пожрать вот это, лечь спать во столько-то. Отдыхал за компом: контра, сто-пятьсот или еще какие видяхи. Самый верх — с пацанами побухать. Ну, еще мечты о море и согнуть этот прут... Все. А щас начинает думать о том, шоб не думать, — в башку прет всякая хренотень. Память скрипит: когда последний раз читал?.. В школе... давно, даже жвачка вспомнить не помогает... Бианки, про какого-то мыша... наверное, Микки Мауса...
    Тарелка уже пустая. Но вставать из-за стола не хочется, Сега нервно стучит носком по затертому коврику. Думает.
    Да елы зеленые, че за фигня?!
    Со злостью вскакивает и в комнату. Срывает пакет, перед глазами сочная красная обложка, витиеватый шрифт. Садится на кровать, книгу на колени... Нет, за стол. Локти на край стола, наклоняется... Или откинуться на стул, а книгу держать в руках?..
    Первую в жизни бабу раздевал, так не парился!
    На подоконнике — кусок арматуры. Может, еще раз попробовать? Ясно, не получится, но хоть какая-то разрядка... Следом плывут картинки, что вместо прута гнутся кости, рвется кожа, обломки выпирают наружу, выворачивая сердце, легкие...
    Сега минут пять ходит по комнате из угла в угол...
    Пошло оно все! Ложится на кровать, книгу на подушку.
    Раскрывает...
   
    Я лишь Танор, сын пряхи и кузнеца — сотканный из стальных нитей. Наверное, поэтому еще жив... Лежу в помойной яме, мухи грызут сочные язвы. Драконы не смогли покорить нас дыханием огня, и тогда их беззубые колдуны, скребущие порог смерти, выдохнули болезнь... Драконья Чума третий год парит над селами, обволакивает людей зловонием рваных крыльев. Дабы спастись, родители меня выбросили.
    Я лишь сын простых людей и не понимаю, почему надо мной — придворная ведьма и король.
     — Что ты видишь, прорицательница? — Король возвышается неприступной скалой. Надменный взор касается меня.
    Старуха — бледно-зеленые глаза, белоснежные косы, пропасти морщин — водит надо мной ладонями. Их жар пронзителен: я вижу скрюченные пальцы раненой кожей.
     — Этот мальчик найдет твою дочь и приведет к тебе. — Голос как ровный ветер древних пещер.
    Король отворачивается.
     — Не воскрешай надежду... Тварь во мне разлагалась слишком долго, прежде чем я ее испепелил... Не хочу снова.
     — Не хочешь увидеть дочь?.. Она жива, ее держит в плену Шазур, Владыка Драконов. Ты устал слышать от меня это... Но я не ошибаюсь никогда. Мальчику суждено ее освободить.
     — И убить Шазура?
     — Шазур падет от руки собственного сына. Это я говорила тоже.
     — Как освободить мою Делавру? Шазур — сильнейший из драконов, он не подпустит...
     — Прими мальчика — и время сию завесу откроет.
    Король погружается в раздумья. Бриллианты на венце неспешно переливаются, из пролитой крови в смиренную лазурь неба.
     — Как твое имя, отрок?
    Из последних сил шепчу:
     — Танор...
    В ответ порыв ветра:
     — Танор, сын короля!
    Ведьмины руки вспыхивают огнем цвета язв, кратеры на моем теле закрываются усталыми маками. Глаза ведьмы становятся бледнее, косы чуть длиннее, а тьма на дне морщин более непроницаемой. Внезапно понимаю: она еще очень молода, но за дар приходится платить.
     — Матушка...
    Она обнимает за плечи, помогает облокотиться.
    Король протягивает руку.
     — Отец.
   
    Я Танор, сын короля, сильнейший из воинов.
    У подножия трона преклоняю колено. Рядом кровоточит мой боевой трофей, голова Ирафа, сына Шазура, Владыки Драконов. Меня обучили лучшие воины отца, сотники и тысячники, великие полководцы. Я прошел сквозь пламя сражений, болота крови, и в решающем испытании — битве с одним из самых могучих и яростных драконов — вышел победителем, доказал право носить на груди печать Убийцы Драконов. Изголовье отцовского трона украсится головой Ирафа — новым символом превосходства людей, во мне трепещет радость.
    Поднимаю взор...
    Отец смотрит не на меня, даже не на трофей — в сторону. Его губы как два борца на раскаленном песке арены, один душит другого, не дает выкинуть ни слова.... Взгляд касается матушки-прорицательницы.
    Отец молчит, но я читаю ясно:
    «Ты предсказывала, что Шазур падет от руки своего сына, но теперь Ираф мертв. Ты ошиблась. А значит и то, что Танор спасет мою Делавру, тоже может быть ошибкой. Я зря надеялся! Опять вырастил в себе тварь, она разжирела как свинья, а теперь... нет, даже не умерла — гниет заживо. Отныне гниющая надежда будет отравлять меня до последнего вздоха. Я больше тебе не верю...»
    Вот что говорит его взгляд.
    «Я больше не верю в Танора!»
    В душе, у самой основы, что возводилась с того мгновения, когда король назвал меня сыном, ломается опора. Изо всех сил желаю, чтобы дворец в сердце рухнул сейчас же, но как и надежда... отца, дворец будет рушиться медленно, крошка за крошкой. Чувствую ненависть, но отречься не могу, ведь отец меня спас, дал приют, сделал сильным... ради возвращения дочери. И я отдам долг.
    Взгляд отца низвергается на меня.
     — Танор, мой сын, ты прошел испытание с честью! Пусть же сей величайший миг останется с тобой навеки.
    Ко мне подплывает матушка-прорицательница. Ее ноготь, как прут из горна, выжигает у меня на груди почетный знак в виде скрученного змея. Знак Убийцы Драконов.
    «Я не ошибаюсь никогда», — твердят белые глаза, и мне становится легче терпеть огонь печати и хруст сердца.
     — Клянусь этим знаком, отец, что приведу к тебе дочь!
   
    Я Танор, Убийца Драконов, полководец армии короля.
    За моей спиной тысячи верных воинов. В их жилах сталь, они готовы сорваться бешеными псами, мечи и копья жаждут хлебнуть драконьей крови.
    Над нами высятся бурые дебри скал. Безжизненные... на первый взгляд, но каменные выступы на самом деле — крылья драконов, что прижимаются к скалам, ждут сигнала. Где-то там, в лабиринте пещер кромешная тьма и ржавые цепи сковывают истерзанную пытками, страхом, молящую о смерти принцессу Делавру...
    Напротив меня из песка выпирает каменный насест, его венчают вожди кланов. По краям свежая ярость — те драконы, кто отличился в сражениях недавно; ближе к середине силуэты тяжелеют, порастают роговыми наростами, топорщатся гребни, бивни.
    В центре — Шазур, Владыка Драконов. Бликами искрится золотая чешуя, тусклая от сажи морда объята струями дыма, мерцают глаза-угли.
    Кричу:
     — Убийца Драконов Танор вызывает на поединок Владыку Драконов Шазура!
    Владыка оживает, по телу скользит волна света, слышно, как в суставах перекатываются кости. Каждая чешуйка стрелой целится в меня. Губы приоткрываются, в глаза бьет белизна влажных клыков.
     — Кто ты такой, чтобы бросать вызов мне?
    Золотой склон, что зовется крылом Шазура, поднимается...
     — Одолей сначала мою дочь.
    ...во тьме загораются зеленые глаза, по-змеиному притягательные, из-под крыла упругим хлыстом выплывает... девушка.
    Волосы воротником кобры, руки и ноги в серебряных доспехах, тело сияет наготой. Груди выплавлены из солнца, живот как гладь клинка, меж бедер черное острие. Из наручей выползают изогнутые бритвы. Идеальное оружие: разум прикован к зеленым глазам, инстинкты — к прелестям тела... в завороженного врага бесшумно впиваются лишенные внимания ножи.
    Девушка взлетает с насеста... воздух обволакивает ноги, плавно опускает напротив меня.
     — Я Делавра, дочь Шазура, Владыки Драконов.
    Изо рта, украшенного парой клыков, вырывается пламя. Огненный стебель тянется к небу, где расцветает взрывом. Люди отшатываются взволнованной ветром травой.
    Делавра. Похищенная драконами в детстве беззащитная принцесса... Ради нее король признал меня сыном. Та, кого я поклялся привести отцу живой. Но передо мной в облике человека — смертоносная дракония, воительница. И убивать ее нельзя, а значит — я проиграл уже.
     — Моей дочери нет равных даже среди драконов! Кем ты себя возомнил, Убийца? Прирезал одну ящерку и мнишь себя непобедимым?
    Рука ложится на рукоять.
     — Ящерку?.. Скверного же ты мнения... о собственном сыне.
    Ножны пустеют. Я пронзаю небо серым пористым клинком. Он прочнее, легче стали, но главное... его вид заставляет Шазура померкнуть. Уголь в глазах алеет, наливается лавой. Крылья встают на дыбы — и небо застилает тьма, драконы едва держатся когтями за насест, людей сдувает как пыль. Шазур обрушивается рядом с Делаврой, взрывается песчаная буря, под лапами голая в трещинах твердь. Дочь послушно отступает во тьму, исчезает тело, изумруды глаз...
    Мир под покровом ночи. Я один на один с жаждой мести Шазура.
    Сжимаю меч из когтя дракона. Когтя Ирафа.
    «Матушка не ошибается никогда».
   
    Я Танор. Просто Танор. Я исполнил клятву.
    Отец потерял разум, щеки сморщились от слез, он обещал «вылечить» дочь от драконьей сущности. Неистовое противление Делавры считал частью болезни. Она оказалась под опекой Священного Магического Ордена, взаперти. Со всего королевства в столицу съезжались прославленные колдуны и целители. Магам мятежным, на которых велась охота, или гниющим в темницах, было объявлено временное помилование, а награда за избавление любимицы короля от «страшного недуга» — прощение, богатство и придворный титул. Не знаю, что там вытворяли, но грызло плохое предчувствие. Матушка-прорицательница единственная отказалась принимать в этом участие.
    Однажды она навестила Делавру, вернулась из башни Ордена. Белеющие с годами глаза были полны ужаса.
    Когда-то я поклялся привести королю его дочь. И привел.
    Но других клятв не давал.
    Матушка прочла меня, и с бледных уст слетело благословение. Мне на плечи легли прощальные объятия.
    Я спустился в башню. Стражники громыхнули королевским приказом — никого не впускать, кроме целителей. Пришлось грубо доказать, что я целитель.
    ...Черный ход замка. Наши с Делаврой спины стиснуты, в сумраке факелов вспыхивает броня, со всех сторон гром. Меч рубит гвардейцев как бурдюки с вином, алые струи со свистом режут других. Чую их страх, на лету рождающий ярость. Знают, что вспорю им кишки, а Делавра заживо сожжет, но если нас упустят, кишки им вспорет король.
    Встает тишина, запах металла, пол похож на красное болото с железными кочками, шаг, и они тонут, хлюпают. Это лишь первые, надо задержать остальных. Делавра извергает пламя, и болото гудит огненной стеной, ползет удушливая гарь. Мы бежим во тьму, к следующему повороту, каменные плиты сменяются скользкой землей, свет меркнет. Уже близко... Глаза Делавры освещают дорогу.
     — Это не меняет ничего, — дышит она. — Ты убил моего отца, и я тебе отомщу.
     — Я убил Шазура в честной битве...
     — Я его дочь.
     — ...и потому месть должна быть честной. Дуэль.
     — Прекрасно.
    Ныряем в багряный океан вечера, река белыми лезвиями дерет кожу, переплываем, сети ветвей и трав ловят нас, а мы до темноты их рубим. Нам дает приют глубокий овраг, на дне разводим костерок. Мою спутницу глотает ночь, спустя минуту Делавра возвращается с тушкой зайца... Мясо шипит на вертеле, вместо приправ слова о поединке. Уславливаемся биться недалко от оврага, на каменистой проплешине.
     — Если победишь — убьешь, — говорю я. — Если проиграешь... этой ночью будешь моей. На следующую дуэль повторится.
     — Уже мечтаешь? Мечтай, пока есть чем. Ты не видел меня в полной силе.
     — Увижу, потрогаю... Времени у нас куча.
    Она ухмыляется, но зайца едим вместе — заслуженный пир. Слизываю с губ капли заячьего жира, взгляд тянется к прикрытому лентами волос телу Делавры, плету в небе созвездия. Возможно, грядущая ночь последняя, буду гореть, как этот заяц. А может — самая сладостная, и взойдет иной огонь, изнутри. Сегодня дорога закончится, начнется другая. Наслаждаюсь каждым мгновением, нет ничего ужаснее и краше предвкушения.
   
    Я... Танор?
    Боли полон каждый мускул, грудь пылает, в голове будто остывающая после пожара долина, а выгнутое небо — это то, что вижу сейчас: закрытая книга в красном твердом переплете, простая в линиях кровать, на мне странная одежда — пропотевшая тонкая туника, штаны из пятнистого синего материала, короткие чулки едва достают до икр, кажется, зовутся носками, а туника — футболкой...
    Стены в узорчатом пергаменте, мебель ощупью удивительно гладкая, строгие формы, на столе грязная посуда из стекла и сияющего нежного материала. Беру тарелку, пальцы допытываются, из чего она, та с глухим звоном лопается, град осколков на пол.
    За окном ночь, громадные строгие замки освещены тысячами огней, что стынут льдом, плывут жидким металлом, сплетаются в слова, мерцают... Будто звезды осыпались на землю, как эти осколки на пол. А на небе — ни одной.
    Пытаюсь вспомнить, как здесь оказался, память ревет, мысли ускользают угрями в мутной воде, но одну за хвост все же хватаю. Обезумев от ужаса, она превращается в твердую сталь, пронзает голову сочетанием звуков.
    Сергей.
    Вспоминаю, что это сочетание мое имя, в этом месте, где я когда-то жил... Где жил раньше? В замке короля? Еще раньше, у настоящих родителей, что оставили меня в помойной яме? Нет, и там помню себя Танором, но...
    Звонит телефон, так это называется. Помню, нужно прикоснуться вот к этому символу слева, приложить волшебный камень к уху...
     — Алло, Сега, здорово!.. Че не пришел? Мы с Катькой тя в два ждали-ждали, сам говорил, придешь...
    Камень падает, разбивается на куски. Катька!.. Это имя как первый валун в горном обвале, катится вниз, тревожит еще несколько камней — за именем падает образ, голос, запах духов, фрагменты из жизни, моей жизни! Каждый камень бьет по склону, увлекает за собой новые, уже грохочет, несется злая всесокрушающая лавина, затмевает небо, воздух взрывается, меня нет.
    Падаю, боль на мгновение заполняет всего, ее так много, что перестаю чувствовать, она превращается в завесу тьмы.
    Прихожу в себя у зеркала, тесная футболка трещит от свирепого дыхания, рву ее, под ней тело воина, которое много лет растил в битвах с людьми, драконами, выжигал огнем, закалял льдами, насыщал у костров, на славных пирах... Кожа иссечена шрамами, один свежий, с запекшейся кровью. Под кожей бьются друг о друга тяжелые шары мышц, в них застревали, ломались вражеские мечи. На груди красный узор извивающегося ящера и пламени — знак Убийцы Дракона.
    Там я прожил целую жизнь, а здесь минул лишь день.
    Хочу вспомнить Делавру, но лезет тупая рожа Катьки, стадной скотины, что умеет только трясти ляжками в чьей-то компании, хлебать и жевать всякую дрянь. Рву эту безмозглую рыбу. Призываю образ настоящей женщины.
    Делавра... Гордость Шазура. Воительница. Своенравный зверь. Взгляд зеленых глаз. Голос хищницы, бесшумные движения, совершенные линии тела...
    Сражаемся спина к спине против гвардейцев.
    Сражаемся под покровом ночи на дуэли.
    Сливаемся пламенем и жидкой сталью в одеяле травы...
    Бросаюсь в комнату, в памяти слова великого алхимика Игоря: «Длится около суток». Меня рвет на куски ненависть к нему, к этим стенам. Хватаю книгу, нити меж страниц трещат, пытаюсь вернуться домой, в королевство, к бескрайним равнинам, скалам, к соратникам по оружию, драконам, к сумасшедшему отцу, матушке...
    К Делавре!.. Пусти обратно, пусти!
    Передо мной лишь бумага, цепи символов, охапка сухих водорослей в темной комнате. Грызу наволочку, кулак долбит книгу, запертую дверь, куда однажды меня случайно пустили, а теперь выгнали. От моих ударов кровать ломается, на пол осенней листвой оседают страницы. Тону в подушке, тело вздрагивает мешком, из него как гнилой картофель вытряхивают одноразовое прошлое...
    Успокаиваюсь, включаю компьютер... В Сети находится привычная музыка: пространное эхо грома, драконий рев, звон клинков, мудрые слова, клятвы верности...
    Беру с подоконника прут арматуры, сгибаю край в подобие эфеса. До самого рассвета кружу по комнате, тело помнит рубящие удары, увертки, выпады, что оттачивал при королевских казармах, среди драконьих скал... С Делаврой. Кровь кипит, в ручьях пота нельзя заметить соленые капли из глаз.
    Из куртки достаю баночку, на ладонь осторожно высыпаются бриллианты — пять белых подушечек.
    Пять непознанных жизней.
    Кем буду в них?
   
    Сердце Оксаны сжимается сладким комочком. Этот странный молодой человек приходит шестой день кряду и обязательно покупает книгу. Что самое удивительное, день ото дня он стремительно меняется. Сначала это был парень, которого, судя по лепету, в книжный занесло впервые. Утром дня следующего вернулся осанистый, сильный мужчина, голос печальный, но знает твердо, чего хочет, а на лице — невыразимая тоска по чему-то, ушедшему навсегда. Попросил вторую книгу той же серии... Каждый день Оксана видела в нем кого-то нового, от раза к разу он недосягаемо, бесстыдно хорошел, речь текла мерно, застывала на нужной высоте, растекалась теплой волной, мимолетные движения вторили слаженным оркестром... Сегодня суббота, он снова здесь, ослепительно прекрасный, будто из Средневековья, из всех времен сразу — от каждого взял что-то лучшее.
     — Вот. Ваша сдача. — Оксана трепетно выкладывает сокровища — пакет с книгой, монетки, чек. — Спасибо за покупку!
     — Благодарю вас. — Молодой человек кивает, едва заметный поклон.
     — Вам спасибо. — Оксана смущенно поправляет локон. — Так жаль, что магазин не делает скидок постоянным покупателям.
     — Да, прекрасное место, не жалко никаких денег. — Он окидывает взглядом этажи лоснящихся корешков. — Столько разных миров в одном клубочке пространства. Можно заблудиться и бродить сотню жизней. — Поворачивается к Оксане. — Хорошо, что есть кому озарить дорогу.
     — Ну что вы, я всего лишь... так... Подсказать немножко.
     — Довольно и улыбки.
     — Ну, это сколько угодно!
     — На улице тучи, а здесь всегда солнечно. Жаль, что лишь здесь и сейчас... Хорошего Вам дня!
    Оксана приподнимается на цыпочки, жадно смотрит вслед.
     — Возвращайтесь! — Чуть не добавляет «к нам», но вовремя замолкает. К кому это «нам»? Здесь только одна принцесса, Оксана.
   
    Игорек видит в глазке Серегу, и страх впечатывает в стенку. Сомнений не остается: пришел намылить шею за тот случай с жвачкой. Игорек еще тогда, захлопнув за Серегой дверь, понял, что переборщил, в следующий раз придется огребать. Самое обидное, по заслугам. Но тогда и впрямь настроение было дьявольское — всю ночь и утро паял схему, а она не пашет!..
    Сереге этот сложный технический аргумент не покатит. Что делать?!
    Звонок повторяется.
    Притвориться, что никого нет?..
    Сигнал не прекращается. Знает, гад, что дома!.. Ладно, отступать некуда, но погибнуть можно и с честью.
    Под ребра больше воздуха... Открывает.
     — Здравствуй, Игорь. Не помешал?
    У Игорька отвинчиваются уши, внутри холодеет.
    Все, пришел убивать. Так вежливо говорят только киллеры.
     — Проходи. — Игорек обреченно сникает. Лезут всякие мысли об отбрасывании копыт, склеивании ласт, вынесении из дверного проема вперед ногами, недопаянной схеме... Блин, столько еще не успел в жизни сделать! Хочет уже взмолиться о пощаде, но...
     — Игорь, у тебя есть еще... препарат?
     — Какой препарат?
     — Жвачка. Игорь, скажи сразу: сколько? У меня есть деньги. Хочешь, помою пол или сделаю ремонт? Если с кем-то в конфликте, быстро все улажу...
    Первая мысль: ответный розыгрыш. Уже хорошо, значит, убивать не собирается, но... У Игорька медленный сдвиг мировоззрения... Серега никогда не говорит столь деловым тоном, его мозг такую функцию не поддерживает в принципе.
     — Сейчас.
    На кухне достает из пачки семь подушечек. Такие же, как неделю назад, из соседнего киоска. Когда Серега заполучает горсть жвачек, его лицо светится счастьем. Стискивает Игорька в объятиях.
     — Спасибо, друг!
    Игорек жмурится, сейчас как в кино: стиснет еще сильнее и задушит...
    Но нет, отпускает... Пронесло...
     — Слушай, Игорь, у тебя есть что-нибудь почитать?
   
    Сентябрь 2011 г.

 




комментарии | средняя оценка: 4.00


новости | редакторы | авторы | форум | кино | добавить текст | правила | реклама | RSS

26.03.2024
Итальянского певца Pupo не пустят на фестиваль Бельгии из-за концерта в РФ
На сцене Государственного Кремлевского дворца 15 марта состоялся концерт «Большой бенефис Pupo. В кругу друзей» с участием известных российских артистов.
26.03.2024
Русский Прут. Красную армию не остановил даже «майор Половодье»
Гитлеровские войска от русских прикрывали не только грязь и бездорожье, но и шесть (!) рек — Горный Тикеч, Южный Буг, Днестр, Реут, Прут, Сирет. В течение месяца эти реки были одна за другой форсированы частями 2-го Украинского фронта.
25.03.2024
Кастинг на фильм про Жириновского возобновят из-за ареста Кологривого
Андрей Ковалев уточнил, что съемки фильма затормозились и скоро будет объявлен новый кастинг.