Альманах «Снежный ком»

www.snezhny.com



Аромат дионеи | Максим Костенко | Фантастика |

Аромат дионеи - Максим Костенко

В тоннеле замаячили огни. Поезд приближался, выдавливая на перрон плотную струю гулкого ветра, и теперь услышать, о чём говорит президент, надежды не оставалось и подавно. Казалось, у него тряслись губы, хотя, может это просто изображение дрожало в такт дребезжащим рельсам.
 — Тебе не кажется, что он выглядит бледнее обычного?
Виктор, смотревший на приближение поезда, даже не обернулся.
 — Бледнее обычного президента?
Влад пристальнее вгляделся в странно белесое лицо главы державы.
 — Может, цветность барахлит? Нет, ну точно, губы дрожат… С чего это его вообще здесь показывают? В жизни тут ничего кроме рекламы не видел.
Первые вагоны уже проносились мимо, сбавляя ход, и Виктору пришлось повысить голос, пытаясь перекричать гул двигателей.
 — Ну, так, может, реклама и есть? По концовке в камеру какой-нибудь лосьон сунет… для бритья… Ты едешь или досматривать будешь? Не насмотрелся ещё за столько лет?
Поезд, наконец, замер и фыркнув сжатым воздухом, распахнул двери аккурат перед Владом. Влад не сдвинулся с места, уставившись как зачарованный в экран под потолком.
Его грубо толкнули раз, два, обтекая как столб, и совсем уже было занесли потоком в вагон, когда над перроном в образовавшуюся на несколько мгновений тишину вклинился фальцетом голос президента.
 — … во избежание паники, я призываю вас…
Рядом заработал компрессор вагона, и остаток фразы утонул в его чахоточном кашле.
Теперь уже Влада толкали в другую сторону — из вагонов выскакивали люди с самым хо-рошим слухом и реакцией.
 — Что за…? Да тише ты! — Виктор толкнул локтем матерящегося не по поводу мужика с органайзером. По всей платформе люди шикали друг на друга, что только усугубляло ситуацию. Взгляды были устремлены в одну точку — перрон держал равнение на президента. Как кролики, за-гипнотизированные удавом, все навострили уши, вслушиваясь в нечленораздельные обрывки фраз.
 — … не поддаваться…
Двери вагонов зашипели, захлопываясь, и поезд с нарастающим воем стало засасывать в тоннель. Президент по-прежнему шевелил на экране губами, и было похоже, что платформа саботи-рует его речь дружным мычанием.
Виктор чертыхнулся.
 — Какого… он там шепчет? Ты хоть что-нибудь услышал?
Влад не ответил. За него это сделал мужик с органайзером
 — Призывает нас к чему-то, вроде.
Виктор недобро на него зыркнул.
 — Ну, это не ко мне. Вышел я из призывного возраста…
 — Да заткнись ты, в самом деле, Вить!
 — … как только к нам поступят новые данные, мы немедленно проинформируем…
Гул уходящего поезда всё угасал, но вместо того чтобы стихнуть полностью, вдруг поменял тон и начал нарастать.
 — Вот чёрт, встречный идёт. Влад, давай наверх, мы тут ни хрена не услышим.
 — Как наверх?! Нам же надо…
 — Забудь. Тут что-то серьёзное случилось, видишь, гарант как перетрусил: волосы дыбом встали, даже гель не держит. Давай рысью наверх.
Подъехавший поезд распахнул двери. С поднимающегося эскалатора, Владу было хорошо видно, как люди, хлынувшие на платформу подобно бильярдным шарам, натыкались на соляные столбы, неподвижно стоящие по всему перрону, меняли траекторию движения, натыкались на сле-дующие и уже сами замирали, поднимая голову к экрану, приковавшему всеобщее внимание. Эска-латор поднимал всё выше, плавно меняя картинку. К гулу платформы добавилось поскрипывание вращающихся катков, но за мгновение до того как опускающийся потолок скрыл от Влада станцию, шум перрона внезапно стих и в образовавшуюся акустическую каверну проник голос президента. Акустический пузырь разрезало всего одно ясно различимое слово.
 — … вторжение…

***
 — Мы вообще поначалу думали, что это метеориты, пока они себя не выдали.
Президент, запрокинув голову, судорожно дергал кадыком, пытаясь проглотить капсулу, за-стрявшую, казалось, где-то в гландах. Ещё один большой глоток воды из стакана немного помог, и президент прочистил горло.
 — Простите, генерал, я отвлёкся. Ещё раз, пожалуйста. Что не выдали?
 — Метеориты.
 — Метеориты!? Не выдали метеориты? Кому не выдали метеориты?
 — Нам. Пока они не выдали себя нам.
Президент немного подумал.
 — Давайте немного назад вернёмся. Я, видимо, что-то ключевое пропустил. «Метеориты не выдали себя нам» — я правильно расслышал?
 — Да. Метеориты. Мы думали, что это метеориты, пока они себя не выдали… Нам… Выда-ли себя нам, и мы поняли, что они не метеориты.
 — Угу. И как же они себя выдали?
 — Проведя манёвр уклонения.
 — Метеориты?
 — Теперь мы поняли, что не метеориты. Метеориты не проводят манёвры.
 — Ну да, я знаю, этим занимаются генералы…
Видимо капсула была благополучно проглочена с первого раза и уже начала действовать. На каменном лице генерала, внезапно ожив, дёрнулась щека. Возможно, дёргалось и веко, но глаза бы-ли посажены так глубоко, что заметить, чем они там занимались, не было никакой возможности.
 — Простите, генерал, это у меня вырвалось. Нервы… Ну, вы меня понимаете… Так что там у нас с метеоритами, которые не метеориты?
 — Они упали… Точнее, приземлились.
 — А в чём разница?
 — В разрушениях.
 — И что у нас с разрушениями?
 — Пока не зафиксированы.
Президент кивнул, забросил в рот ещё одну желтоватую капсулу и потянулся за стаканом воды.
 — Ну, хоть так, и то хорошо.
 — Да как сказать…
Рука президента замерла на полпути к стакану.
 — В каком смысле?
 — В таком, что пока они никак не проявили своих возможностей по уничтожению объектов инфраструктуры и живой силы противника — по уничтожению нас, если говорить прямо. А, не зная их методов и инструментов ведения войны, мы не знаем, как им противостоять. К сожалению, ни у одной страны мира не хватило храбрости использовать против них ПВО, когда они вошли в атмо-сферу. Была бы хоть какая-то информация…
Президент задумчиво выпятил нижнюю губу, уже тоже желтоватую от перебора с капсула-ми.
 — Скажите, генерал, а с чего вы вообще решили, что они завоевать нас прилетели? Если раз-рушений нет, агрессии, я так понял, они тоже не проявляют…
 — Они прилетели нас завоевать.
Интонация, с которой это было сказано, не оставляла места для сомнений. Впрочем, из лич-ного опыта президент знал, что интонация, «не оставляющая места для сомнений», была типичной для военных при любых обстоятельствах. Генерал шагнул к карте.
 — Вот. Взгляните на места, помеченные кружками.
Президент тоже шагнул вперёд, по ходу глотнув в очередной раз воды.
 — Ну? Вижу. Города отмечены. И что?
 — Не просто города, а города-миллионники. Но кружками они отмечены не по этому. Круж-ки обозначают места посадок по всему миру… Сотни посадок меньше чем за час — от более круп-ных городов к менее населённым… Это вторжение. Они прилетели, чтобы завоёвывать.
Несколько секунд президент разглядывал карту, густо усеянную красными кружками. В по-висшей тишине как выстрел раздался звук поставленного на стол стакана.
 — Генерал, а от чего они уклонялись, совершая манёвр уклонения?

***
 — Слышишь, глянь! Шевелится у них там чего-то вроде, нет?
 — Да нет, показалось. Час уже смотрим, в глазах рябит пялиться на одно и то же. Щёлкни на другой канал, чего мы здесь вообще застряли? Картинка тут, кстати, совсем слабая. Обгадился, вид-но, оператор ближе подходить. Обгадился, и теперь ближе не подходит, боится, что на запах поле-зут. Пива ещё подай…
Никита, не отрывая взгляда от телевизора, вяло пошарил рукой возле дивана.
 — Не. Шевелится там что-то, я тебе точно говорю.
 — Ну, шевелится и шевелится… Пиво-то подай! Вот когда они на своих треногах повылеза-ют, вот тогда будет, на что посмотреть. А сейчас не напрягайся особо.
 — На каких ещё треногах?
 — На боевых, конечно! Какие ещё могут быть у марсиан треноги?
 — С чего ты взял, что это марсиане?
 — А кто?
 — На Марсе жизни нет.
 — У меня тоже жизни нет, так что — теперь я треногу себе позволить не могу? Ишь ты! «На Марсе жизни нет», всё-то ты знаешь.
 — Не всё. Но что на Марсе жизни нет — знаю.
 — Это откуда ж, скажи, ты можешь так быть уве… Матерь божья!!!
 — Что?!
Никита как раз перегнулся через подлокотник дивана, пытаясь дотянуться до бутылки. Обернувшись назад так резко, что в спине что-то хрустнуло, он увидел на экране не треноги, а мча-щихся на невероятной скорости прямо на камеру огромных богомолов. Может, это были и не бого-молы, наверняка не они, но слово «богомолы» было первым приходящим в голову при их виде.
«Богомолы» за несколько секунд преодолели расстояние в сотни метров, и первый же из них на полном ходу врезался в камеру. Мир на экране телевизора перевернулся, выхватив на мгновение спины убегающих людей, и превратился в шагрень грязно серого песка, когда объектив камеры ут-кнулся в землю.
 — Другой канал, Ник!!! Давай на другой канал!!!
Каналы не переключались. Какое-то время понадобилось на осознание того, что вместо пульта дистанционного управления Никита яростно тычет в сторону телевизора добытой бутылкой пива. Когда дело дошло, наконец, до пульта — трясущиеся пальцы выдали на кнопке переключения длинную бессмысленную фразу азбукой морзе.
Телевизор послушно начал смену картинок в заданной последовательности. Видеоклип апо-калипсиса начался с двухсекундного показа деструктивной мощи крупнокалиберных пулемётов при стрельбе по гигантским богомолам на каком-то автобане. Следующий канал с вертолёта снимал в большом приближении старушку, хлеставшую «богомола» сумочкой по зеленоватой проплешине. Несколько каналов, уже исчезнувших из эфира, шумели помехами. Мелькнули почти идентичные картинки пылающих зданий, и сразу за ними дрожащая в руках любителя камера показала под обла-ками звено штурмовиков, клюнувших носами при заходе на атаку. Стало понятно, что в других мес-тах всё началось гораздо раньше и всерьёз.
Рука безвольно опустилась на диван, выронив пульт из продолжающих дрожать пальцев.
 — Нам конец.
То, что задумывалось вопросом, прозвучало как утверждение. Экран телевизора продолжал ещё какое-то время мигать, как будто не желая задерживаться на жутких картинах, и, наконец, за-мер, демонстрируя молочного цвета лицо ведущей одного из национальных каналов.
Ведущая беззвучно хватала ртом воздух, не в силах то ли закончить незавершённую фразу, то ли начать новую. Глаза её снова и снова срывались с объектива камеры на суфлёр, перечитывая текст, но озвучить его девушка явно была не в силах. В студии что-то глухо упало, и это странным образом придало ведущей силы. Севшим голосом она начала выдавливать из себя слова.
 — … в связи с чем, президентом одобрено применение тактического ядерного вооружения…

***
«Богомол» опять возник в проёме двери.
 — Да сгинь ты с глаз моих, чудовище!
Борис не прицельно швырнул в дверь попавшуюся под руку подушку. «Богомол» ловко пой-мал её на лету и опрометью бросился через спальню, успев в процессе водрузить подушку на место.
 — Нет, ну ты видел!?
Семён оторвался от тарелки и, облизывая пальцы, глянул в приёмник.
 — Не, не видел. Что там у тебя?
 — Да «богомолы» эти мельтешат, спасу нет.
 — Мельтешат? Ну да. Этого у них не отнять. А чего ты их богомолами называешь?
 — Так богомолы ж они и есть, как их ещё называть?
 — Нет, ну богомол — это всё-таки что-то живое, а тут — железяка.
 — Какая ещё железяка? Это, может, у вас там и железяки, а у нас нормальные богомолы… ненормальных размеров.
Семён вернулся к тарелке, подцепив пальцами сочный кусок телятины.
 — Да одинаковые они везде… Интересно, кстати, хоть кто-то вообще разбирался — живые они, не живые? Должен был, по идее, кто-нибудь разбираться.
 — Ну, вот кто должен, тот пускай и разбирается. А я никому ничего не должен, вот так вот… Слушай, да прекрати ты жрать — с картинки твоей жир уже на ковёр мне капает. Раз в год ему зво-ню — он жрёт! И в прошлый раз жрал, и в позапрошлый. Ты хоть иногда перерывы делаешь?
Плечи Семёна мелко затряслись от беззвучного смеха. Дав себе время дожевать, он неспеш-но вытер губы тыльной стороной ладони.
 — Да поверишь — почти нет. Я и по старым-то временам любитель был поесть, а теперь — так вообще чуть не с утра до ночи трапезничаю.
 — О, как! И не разнесло?
 — Так эти ж, — Семён махнул неопределённо рукой, показывая в ту часть комнаты, которая не попадала в визор приёмника, — эти твои «богомолы» не дают. Добавляют, видно, в еду расщип-лятели… не, расщепители какие-нибудь. Без этого я бы ещё лет десять назад от ожирения помер, что ты. Столько есть. А видишь, не помер, живу и здравствую. Эти за здоровьем моим следят крепко: сердечко, почки-печёночки — всё как часики… Ну, да что я тебе рассказываю — у тебя, небось, то же самое?
 — То же самое?! О чём ты говоришь? Они меня с того света вытащили. Когда «Вторжение» отражали — в меня пять пуль вошло, не считая мелких осколков. А сейчас смотрю — и шрамов не осталось.
 — Пять пуль?! — Семён не донёс очередной кусок телятины до рта. — Это где ж ты так вля-пался?
Борис неловко заёрзал на подушках, как будто в попытке сменить позу.
 — Да срамно сказать, Сёма. Попёрся я сдуру смотреть на место их приземления, ну, а когда началось, меня наши же и накрыли.
Семён кивнул.
 — Ну что наши — понятно. У «захватчиков»-то по сегодняшний день никакого оружия не видели. Сосед на Луну летал их припрятанные арсеналы искать.
Борис коротко хохотнул, театрально распахнув глаза.
 — На Луну! Разыгрываешь!? Он что больной?
 — Чего сразу больной? Это ж ещё когда было, лет двадцать назад, если не больше. Сейчас-то он, понятно, дома сидит, с места его не сдвинешь. А тогда вспомни, ещё всё в новинку было: «Ах, голограммы!», « Ах, прогулки по дну океана!», «Ах, за десять минут на ту сторону Земли!», «Ах, полёты в космосе!». Ну, вот сосед тогда и заказал: « А ну-ка, давайте меня на тёмную сторону Луны, может, вы там что военное припрятали». Сам для себя повод, в общем, придумал. Ну а этим то что, «на Луну так на Луну» рады стараться, лишь бы не во вред.
Борис поправил подушку, которая не особо в этом нуждалась, и положил левую ногу поверх правой, поменяв их местами.
 — «Лишь бы не во вред» — это да, они такие. Помнишь, из них кто под ядерную бомбу по-пал, в города не пошли, чтоб радиацией там не заражать?
 — Помню. А наши идиоты решили: «Ура! Мы нашли способ их остановить!» и ещё пять го-родов накрыли.
 — Семь.
 — Да ладно!
 — Я тебе говорю! «Ещё» семь! «Ещё»! Помимо первого! Всего восемь.
 — Да, наломали тогда дров! Будет о чём детям рассказать.
 — Ага… Кстати да. Как там твои?
Семён положил ломтик сыра на золотистый тост.
 — Кто мои?
 — Дети твои как?
 — Какие дети, Боря? Отродясь у меня детей не было. Я ж холостяк, как и ты.
 — Здравствуйте, пожалуйста! Какой я тебе холостяк, столько лет в браке!
 — Вот те раз! Что-то я не помню, чтобы я у тебя жену видел.
 — Да я сам её уже лет пять не видел.
 — А! Ясно. А где она?
 — Да тут она, тут. В соседней комнате.
 — Всё понятно. Наверно ещё до «вторжения» женился?
 — Ну да, до «вторжения».
 — Я заметил, это со всеми так: кто до «вторжения» успел жениться — тот в супругах и чис-лится. Редко кто после женился. Честно говоря, я о таких вообще не слышал, но есть же они навер-но… Или вот с детьми — кто успел до «вторжения» обзавестись — у того и подрастают… подросли. А новых, как-то не заводят. Ты вот женат даже, а детей до «вторжения» не завёл — так в бездетных и остался ходить. Верно? Или я что-то ещё в твоей биографии пропустил?
 — Всё верно, Сёма, всё верно. До «вторжения» не обзавелись — после как-то недосуг. Ну как у всех, в общем-то. Так что про то, как мы дров наломали, рассказывать особо не кому, разве что вон «богомолам».
Семён пододвинул блюдо с паштетом ближе к себе.
 — Да. «Богомолы». Дали мы им тогда прикурить… хотя, по моему, больше сами себе, чем им. Кто же знал, что они за нас будут.
Борис сладко потянулся.
 — Это да. Гигантские «богомолы», прилетевшие с какой-то Тьму-тараканской планеты. Они последние на Земле, на кого бы я подумал, что они за нас будут.
 — Вот-вот.
Семён отправил было ложку паштета в рот, но внезапно замер, саркастически хмыкнув.
 — Что такое, неужели наелся?
 — Да нет. За это не переживай... Я вдруг понял, как двусмысленно фраза прозвучала.
 — Какая фраза?
 — Ну, что не подумаешь на «богомолов», что они за нас будут.
 — А что такого?
 — Да получается «За нас» — как будто «Вместо».
Ещё раз ухмыльнувшись, Семён отправил ложку паштета в рот. Паштет, как всегда, оказался выше всяких похвал…