Альманах «Снежный ком»

www.snezhny.com



Чип | Бабенко Александр | Фантастика |

Чип - Бабенко Александр

Марис сидел, вперив взгляд в шахматную доску, и чувствовал, как в нём поднимается волна раздражения. Поняв, что больше не в состоянии логически мыслить, он резко отодвинул стул и встал из-за стола.


 — Всё, хватит! Никакой это не этюд. Просто прихоть, фантазия художника или скульптора. Сделал так, чтобы было красиво, не думая о смысле.


 Кот Рунцис бесшумно подкрался сзади и прижался к ноге.


 — Тебя мне ещё не хватает, — рассердился Марис. — Изыди, сатана!


 Рунцис, не привыкший к такому обращению, недоумённо сверкнул зелёными глазами и обиженно поплёлся в угол.


 Марис взял со стола статуэтку и, уже в который раз, начал внимательно её рассматривать. Слоновая кость. Очень тонкая работа. На подставке, скрестив ноги, сидит индус. Глаза его лукаво прищурены, губы слегка растянуты в улыбке. Перед ним — шахматная доска с миниатюрными фигурками. Сбоку — шар, назначение которого непонятно. Правой рукой индус приподнимает с доски пешку, а ладонь его левой руки покоится на шаре. Шар можно вынуть, тогда как всё остальное представляет собой единое целое. Вещица, по-видимому, очень старая. Слоновая кость местами потрескалась и потемнела, но отличить чёрные фигуры всё же можно: вероятно, при изготовлении они были чем-то обработаны. В общем, статуэтка, что называется, смотрится, старые мастера знали толк в своём деле. Вот только шар портит общее впечатление. Идеальной сферической формы, по размеру раза в полтора меньше шарика для пинг-понга, он сделан уж никак не из слоновой кости, а скорее всего, если судить по цвету и весу, из фарфора. Поверхность шара усеяна множеством тёмных крапинок. Возможно, они составляют какой-нибудь узор или рисунок, но Марис, сколько ни вглядывался, так ничего и не увидел.


 Статуэтку полгода назад подарил Марису на двадцатилетие дядя Оскар — моряк, судовой механик — когда вернулся из очередного рейса. Наткнулся на неё где-то на краю света в антикварной лавке. Он тоже обратил внимание на шар и предположил, что шар из слоновой кости, который был в самом начале, утерян, а этот вставили уже в более позднее время. Поблагодарив дядю за подарок и поставив статуэтку на книжную полку, Марис долгое время не обращал на неё внимания. Стоит — и пусть себе стоит, есть не просит. Но вот две недели назад статуэтка попалась на глаза его приятелю Денису, когда тот зашёл к Марису по какому-то делу.


 — Ух ты, какая красота! — восхитился Денис. — Старинная вещь. Я такие только в музее видел. Человечек — как живой. Это он шахматный этюд разгадывает?


 С этого момента Марис потерял покой. Изо дня в день он расставлял позицию индуса и искал решение этюда. Сначала интуитивно, затем при помощи расчётов и, наконец, путём долгого и утомительного перебора вариантов.


 С шахматами Марис познакомился ещё подростком, когда бегал с одноклассниками по Верманскому парку. Наблюдая за шахматными баталиями старичков на скамейках и обладая природной сметливостью, мальчик быстро усвоил правила игры и основные тактические приёмы. Уже тогда ему не было равных среди сверстников, а чуть позже стало доставаться и старичкам. Через некоторое время, вступив в шахматный клуб, Марис получил доступ к серьёзной шахматной литературе и возможность играть в настоящих турнирах. Без видимых усилий он достиг уровня первого разряда и теперь готовился подняться на следующую ступень. Для этого оставалось не так уж много — всего две победы в проходящем сейчас турнире по переписке. А осенью намечалась поездка во Францию, где будет проводиться международный шахматный турнир студенческих команд. Тренер был уверен, что Марис вернётся оттуда уже мастером. Но сейчас, пока лето, ему нужно выполнить грандиозную программу подготовки, составленную тренером. Да куда там! Все силы и время отнимает проклятый этюд индуса! Не оправдывает Марис тренерских надежд. Человек из-за него в отпуск не пошёл, нянчит, обхаживает со всех сторон. Завтра, например, благодаря усилиям тренера, он встречается в сеансе одновременной игры с международным гроссмейстером. Причём, такого высокого уровня, что выше, пожалуй, только чемпион мира.


 — Не этюд? — возразил Марис сам себе. — А почему тогда ты нервничаешь? Потому что знаешь, что это этюд. Позиция легальная, этюд явно на выигрыш белых. Но он тебе не по зубам, несмотря на твой хвалёный первый разряд и радужные перспективы. И на кота зря напал. Он ведь тебя успокоить подходил.


 — Рунцис! Рунчик! — позвал Марис. — Я тебя обидел! Ну прости. Иди ко мне.


 Кот шевельнул хвостом, но не сдвинулся с места. Слишком велика была обида, и слишком мало прошло времени, чтобы её забыть.


 — Рунцис, на тебе игрушку. — Марис взял шар и легонько пустил его по полу.


 Против такого искушения кот устоять не мог. Подпрыгнув на месте, Рунцис бросился к шару и обхватил его всеми четырьмя лапами, но вдруг с воплем отскочил в сторону, выгнул спину и, пятясь назад, зашипел.


 — Что случилось, Рунчи? Ты всё ещё сердишься?


 Кот продолжал пятиться, не сводя глаз с шара.


 — А… Тебе игрушка не нравится! — догадался Марис. Подожди, я дам тебе другую.


 Марис поднял шар и подошёл к столу. Выбирая, что бы такое дать коту, он взглянул на доску и…


 — Вот он, первый ход! Как просто! Чёрные отвечают так… Белые — только так… Чёрные… белые… чёрные… белые…


 Бросив шар на стол, Марис схватил карандаш и начал быстро записывать в блокнот первые ходы решения этюда.


 — А что дальше? Опять загвоздка. Да и записанные ходы почему-то кажутся не слишком убедительными.


 Предприняв несколько безрезультатных попыток продвинуться вперёд, Марис снова взял шар. И, чудо! Опять всё стало совершенно понятно и просто. И снова блокнот стал заполняться записями очередных ходов. А вот и последний ход. Всё! Белые выиграли! Марис удовлетворённо потянулся и… Внезапно его прошиб холодный пот.


 — Шар! Это шар подсказал мне решение этюда!!! Провёл как поводырь, от хода к ходу, с самого начала и до конца! Что за чертовщина! Я же современный человек, знаю, что такого не бывает. Но ведь было! Вот запись решения, которое для меня и сейчас абсолютно непонятно если… Если только я не держу в руке шар!


 Минут десять Марис размышлял о белой и чёрной магии, дипломатических отношениях, сложившихся между нашей жизнью и потусторонним миром, вспомнил кота, шарахнувшегося от шара, но так как знания о подобных сферах не выходили у него за пределы сказок, услышанных в детстве, каких-либо разумных выводов он сделать не мог. Зато в нём постепенно начал пробуждаться исследователь, появилось любопытство. Марис принялся расставлять на доске различные позиции, передвигал одни фигуры, добавлял или убирал другие, перекладывал шар из руки в руку, что-то записывал в блокнот. Его интенсивную деятельность прервала трель телефонного аппарата. Звонил Денис.


 — Привет, Марис! Ты дома?


 — Привет. И какой ты хотел бы получить ответ?


 — А, ну конечно! У меня к тебе дело.


 — У меня к тебе, кажется, тоже, — задумчиво произнёс Марис.


 — Тогда я сейчас, жди.


 Денис был на год старше Мариса и перешёл на третий курс университета. В отличие от Мариса, будущего электроэнергетика, Денис изучал программирование и всё, что с этим связано. В свободное от учёбы время он фаршировал компьютеры какой-то фирмы, легкомысленно заключившей с ним договор, плодами своих программистских изысканий. Шахматист он был никакой, игра с ним превращалась в пытку. Он кряхтел, пыхтел, дёргался, брал ходы назад, а то даже просил убрать с доски какую-нибудь фигуру, хотя Марис и так начинал с ним партию без одной ладьи. В любой позиции на шахматной доске из всех возможных ходов Денис умудрялся выбрать самый худший, поэтому не выиграть у него было просто невозможно.


 — Ну, как поживает твой индусский этюд? — войдя в комнату и увидев на столе шахматную доску, осведомился Денис. Память у него была отменная. — Решил?


 — Нет, — ответил Марис. — Но решение знаю.


 — Нашёл в своих шахматных фолиантах?


 — Подсказали. Да ты садись. Я тебе такое скажу — упадёшь.


 Они сели за стол друг против друга.


 — Тренер помог?


 — Вот он! — Марис протянул другу шар.


 — А ну тебя! Я думал ты серьёзно…


 — Да уж серьёзней некуда. Я впустую бился над этюдом две недели, а потом взял этот шар в руку, и он показал мне всё решение, ход за ходом.


 — Что? — Денис так и подпрыгнул вместе со стулом.


 — Ну вот. Я думал, ты падать будешь, а ты взлетаешь.


 — Ты… хочешь сказать, что этот… маленький шарик… решил этюд, который две недели не мог осилить мастер по шахматам?


 — Ну, пока ещё не мастер… Мне кажется, что этот шар — шахматный компьютер, хотя я слабо разбираюсь в таких вещах.


 Несколько минут Денис внимательно осматривал шар, вертел, скрёб его ногтем, даже подбрасывал и прикладывал к уху.


 — Расскажи мне всё, и как можно подробнее.


 И Марис, ничего не упуская, поведал ему обо всём, что предшествовало его открытию.


 — Ты смотри! — изумился Денис, — Значит, Рунцис сразу отреагировал на шар? Похоже, не случайно кошек считают связанными с нечистой силой! Ну хорошо, продолжай.


 — После этого я начал экспериментировать. И вот что обнаружил. Все чудеса начинаются только тогда, когда я беру шар в левую руку, причём не просто двумя пальцами, а сжимаю в ладони. С правой рукой ничего такого не происходит. Да ты сам попробуй!


 — На доске сейчас начальная позиция этюда индуса?


 — Она самая.


 Денис снова взял шар и принялся перекладывать его из руки в руку, пристально глядя на шахматную доску.


 — Никакого эффекта. Ни для правой, ни для левой руки. Ладно, рассказывай дальше.


 — Так вот, когда я с зажатым в кулаке шаром смотрю на расставленную позицию, я вижу ход, который должен быть сделан. Причём, и за белых, и за чёрных.


 — Как видишь?


 — Поле, с которого нужно снять фигуру, и поле, на которое её следует поставить, отличаются от всех других полей.


 — Отличаются чем? Цветом? Яркостью? Может быть, формой?


 — Нет, всё это не меняется. И всё-таки, они другие. Я не могу этого объяснить. Кроме того, шар заставляет меня делать именно этот ход!


 — Час от часу не легче! За руку он тебя водит, что ли?


 — Водить, разумеется, не водит, но я сам не хочу делать другой ход. Ни в какую не хочу. Считаю это страшной глупостью ходить по-другому, по-неправильному. И ещё индикатор…


 — Что за индикатор?


 — Перед глазами появляется индикатор. Примерно такой, как у электронных часов. Он полупрозрачный, почти невидимый, но числа показывает вполне отчётливо.


 — Да… С тобой не соскучишься! И какие числа он тебе показывает?


 — А вот это я понял сам. В любой позиции он показывает точное число ходов до мата королю. Для начальной позиции индусского этюда индикатор показывал тридцать пять.


 — Но в твоём решении записан только тридцать один ход. Вот, смотри. Сам написал.


 — Правильно. Решение этюда и принято записывать только до очевидного выигрыша или ничьей. А здесь, в конце, следует мат в четыре хода, никуда чёрным не деться. В сумме — ровно тридцать пять ходов. Кстати, если выиграть должны чёрные, появляется число со знаком минус. Например, для начального расположения фигур шахматной партии индикатор показывает минус триста восемьдесят два.


 — Ничего себе! Значит, в начальной позиции преимущество имеют чёрные? Я не ахти какой шахматист, ты сам знаешь, но что-то мне в это не верится.


 — Да я сам чуть не ошалел, когда увидел. Это же… абсолютный этюд. Нет, задача! Белые начинают, а чёрные ставят им мат за триста восемьдесят два хода! Конечно, если такую задачу пошлёшь в какой-нибудь журнал, за тобой сразу придут ребята в белых халатах!


 Денис закрыл глаза. Казалось, он задремал, но на самом деле мозг его работал с бешеной нагрузкой. Через некоторое время он встрепенулся и внимательно посмотрел на Мариса.


 — Поля и индикатор появляются для любой, произвольной позиции?


 — Нет. Я успел расставить несколько десятков разных позиций — ни с одной из них шар работать не захотел.


 — А когда на доске положение мата королю, то есть, уже сделан последний ход, что показывает индикатор? Нуль?


 — Он продолжает показывать единицу, как и за один ход до мата.


 В молчании прошло ещё несколько минут.


 — Кажется, я понял… Марис, я понял! Ты прав. Вернее, почти прав. Этюд решил компьютер. Шахматный компьютер. Абсолютный шахматный компьютер, если его можно так назвать. Сейчас я попытаюсь тебе всё объяснить, слушай внимательно.


 Денис положил шар на стол и откинулся на спинку стула.


 — Этот шар — чип, по-нашему — микросхема. Кристалл, начинённый электроникой. В обычном компьютере процессор тоже представляет из себя чип. Надеюсь, тебе известно устройство компьютера? Хотя бы в общих чертах?


 — Ну… как ты уже сказал, процессор…, системная плата…, память. Да, ещё мышка.


 — К чёрту мышку! — взорвался Денис. — Оставь её Рунцису, она погоды не делает! А вот остальное действительно важно. Системная, или материнская плата связывает процессор с внешним миром. В том числе с памятью. Кстати, процессор и память нетрудно объединить в одном кристалле, как и сделано в твоём чипе. А роль системной платы для него играет твоя рука. Левая рука. Процессор электрически соединяется с системной платой при помощи контактов или, как их ещё называют, выводов. Так вот крапинки на поверхности шара и есть его выводы. У современных процессоров таких выводов несколько сотен, а на твоём чипе их тысячи. Но это потому, что в обычном компьютере каждому выводу процессора соответствует строго определённое отверстие на системной плате, а ты свой шар можешь держать как угодно, поэтому некоторые контакты не будут касаться руки, и их надо продублировать. К тому же твой чип гораздо сложнее.


 Марис, выпучив глаза, разглядывал свою левую руку, как будто видел её впервые.


 — Теперь почему, — продолжал Денис, — с чипом “работает” только твоя левая рука, а ни мои обе, ни твоя правая не дают никакого эффекта? Это тоже можно понять. Для того чтобы компьютер заработал, процессор и системная плата должны быть согласованы между собой по многим параметрам. Попросту говоря, нужно чтобы они разговаривали между собой на одном и том же языке, понимали друг друга. Вероятно, чипу понятен “язык” только твоей левой руки. Сколько всего таких рук, я не знаю. Возможно, каждая вторая, а может быть твоя левая — единственная на всей Земле.


 — Ну уж, единственная!


 — Не исключено. Теперь о твоих зрительных восприятиях. С индикатором совсем просто. Чип формирует изображение и посылает его в твой мозг подобно тому, как обычный процессор направляет картинку на экран монитора. Для формирования “других полей” чип, используя твоё зрение, сначала считывает то, что ты видишь перед собой или, как ещё говорят, сканирует образ. Затем образ анализируется, и если нужное поле шахматной доски находится в его пределах, чип посылает тебе в мозг такие сигналы, которые и делают это поле «другим». Надеюсь, тебе всё понятно?


 — Понятно, но как-то жутковато.


 — Ничего, привыкнешь. Так вот. Теперь тебе ясно, почему вначале я сказал, что ты прав, но не совсем? Этюд и в самом деле решил компьютер, но чип — только часть его. Другая его часть — это ты, твоя левая рука, зрение и, главное, мозг.


 — Спасибо. Я компьютер! Робот!


 — Знаешь, Марис, — задумчиво произнёс Денис, — а ведь, пожалуй, так оно и есть. Ты с чипом в левой руке становишься биороботом. Помнишь, ты говорил, что чип заставляет тебя делать подсказанные им ходы? Это значит, что электронный мозг чипа подчиняет себе твой мозг, начинает играть главенствующую роль. Я не знаю, хорошо это, или плохо, но во всяком случае ты можешь от него освободиться, просто избавившись от шара.


 — А откуда чип берёт энергию, необходимую для своего функционирования? Или он, ко всему прочему, ещё и вечный двигатель?


 — Вот так вопрос от будущего энергетика! А термоэлектричество, например! Ещё наши прабабушки, живя, что называется, в темноте, надевали на обыкновенную керосиновую лампу термоэлемент и слушали радиоприёмник. Да ты знаешь об этом не хуже меня. По-видимому, для чипа достаточно разницы температур твоей ладони и окружающего воздуха.


 — Ну, хорошо. Как устроен этот необычный компьютер, я понял. Но почему ты назвал его абсолютным?


 — Давай разберёмся и с этим. Здесь мне понадобится твоя помощь. Ты, наверно, знаешь, по какому алгоритму работают шахматные программы?


 — Конечно, знаю. Сколько раз я с ними играл!. Первые ходы партии записаны у них в библиотеку, компьютеры делают их не думая. Впрочем, как и живые шахматисты. Это их, так называемый, дебютный репертуар. А дальше начинается перебор вариантов для вычисления очередного хода. Шахматной программе можно задать число ходов, на которое она будет заглядывать вперёд, это число ещё называют глубиной просмотра. Например, если задано число пять, компьютер сравнит все возможные позиции, которые могут получиться после пятого хода, и сделает тот ход, который приведёт к позиции, наиболее для него благоприятной. При оценке позиции учитывается соотношение материала, наличие открытых линий, количество возможных ходов для каждой фигуры, владение центром. Тебе неплохо бы самому этому научиться.


 — Попрошу без намёков. По-моему, я и так отлично играю.


 — Да уж! Я ни одного твоего хода понять не могу!


 — Можно подумать, что я понимаю твои!


 — Так я хоть выигрываю! Первый разряд мне что, сдуру присвоили?


 — Понятно. Я — начальник, ты — дурак.


 — Ладно… Извини.


 — Хорошо, забыли. Продолжим. Каково максимальное число ходов, на которое может, как ты говоришь, “заглядывать” программа?


 — С увеличением глубины просмотра количество вариантов, которые должен перебрать компьютер, резко возрастает. Соответственно увеличивается и время вычисления очередного хода. Поэтому глубина просмотра даже для самых мощных компьютеров не превосходит двенадцати. С таким компьютером играть уже интереснее, но всё-таки опытный шахматист его побеждает.


 — А мог бы компьютер рассчитать все без исключения варианты до самого последнего хода, до мата королю?


 — Почему же нет? Задай компьютеру какую-нибудь шахматную задачу, например, мат в четыре хода. Он тебе в несколько секунд отыщет решение.


 — Ох ты хитрец! Не понимаешь, что я имею ввиду? Я говорюпро начальную позицию.


 — Про начальную позицию? Ты, ненароком, не заболел? Да от неё до мата столько вариантов — их число полдня выписывать придётся! Никто не знает, сколько ходов в самой длинной партии и чем она закончится!


 — Я знаю. Победой чёрных за триста восемьдесят два хода.


 — Марис ошарашенно уставился на друга.


 — Ты… хочешь сказать…, что чип вычисляет… все ходы от начала до конца?


 — Ну, не совсем так. Он их не вычисляет, он их знает.


 — Непонятно.


 — Сколько на Земле всего компьютеров? Миллионы. Сколько из них играют в шахматы? Тысячи. Как они играют? Примерно так, как ты рассказывал. То есть, тысячи компьютеров выполняют, практически, одни и те же вычисления. В каждой партии, если уместно так выразиться, каждый из них заново изобретает велосипед. Какая расточительная трата сил, тебе не кажется? Может, было бы лучше собрать все компьютеры вместе и рассчитать с их помощью шахматную партию от начала и до конца? Один раз и навсегда. А все возможные позиции запомнить в виде базы данных, указав для каждой из них один, самый лучший ход. И запомнить, например, в твоём чипе!


 — Узнаю программиста! Сел на своего любимого конька. Базы данных! Да ты представляешь размер этой базы данных? А сколько нужно компьютеров и сколько им потребуется времени, для того чтобы произвести расчёт шахматной партии целиком?


 — Не знаю. Много. Пожалуй, даже все без исключения компьютеры, подключённые к Интернету, не справятся с этим. Может, какая-нибудь Галактическая, или даже Межгалактическая сеть решила бы эту задачу…


 — Эка, куда тебя занесло! Чистая фантастика! Не стоит об этом и говорить.


 — А разве не фантастика, что этюд индуса решил чип? Значит, задача уже кем-то решена, шахматная партия уже рассчитана!


 — Да, ты прав, — произнёс Марис. — Но кто сумел это сделать? Когда? Как?


 — Боюсь, мы никогда не узнаем ответов на эти вопросы, — тихо сказал Денис. — Бесспорно только то, что сначала шахматы были изобретены, а уж потом рассчитаны.


 — Какая глубокая мысль! — усмехнулся Марис. — А я думал, что наоборот. Так я тебе больше скажу. Шахматную партию рассчитали не раньше, чем была изготовлена статуэтка. А, скорее всего, позже, если допустить, что шар заменили.


 — Погоди… Что-то не вяжется. Скажи мне, какой первый ход в решении этюда?


 — Да вот он, записан. Ход пешкой.


 — Не та ли эта пешка, которую приподнимает индус?


 Марис вскочил, как подброшенный.


 — Та! Именно та! Как я упустил это из виду! Это значит…


 — Это значит, что шар не подменён. И вывод прямо противоположен твоему: шахматную партию сначала рассчитали, а уже потом изготовили статуэтку.


 — Сдаюсь, убедил.


 — Ладно, давай лучше займёмся результатами расчётов. Прикинем размер получившейся базы данных.


 — Чего там прикидывать? Она необозрима!


 — Не спеши с выводами. Ты уже убедился, что они могут быть ошибочными. Подойдём к проблеме с другой стороны. Каково число всевозможных расстановок фигур на шахматной доске? Одна фигура может занимать любое из шестидесяти четырёх полей, вторая — одно из оставшихся шестидесяти трёх, и так далее для всех тридцати двух фигур.


 — Пешки ещё, бывает, превращаются в другие фигуры, — подсказал Марис.


 — Зато они не могут стоять в первом и в последнем ряду, — парировал Денис. — Будем считать, что это компенсирует их превращения. Я продолжу. Итак, получается произведение последовательных чисел от тридцати трёх до шестидесяти четырёх. Такое число полдня выписывать уже не надо, оно поместится в одной строчке.


 — Согласен.


 — Давай рассмотрим какую-нибудь простую позицию. Например, король и ладья против короля. Сколько различных способов их расстановки?


 — Ну, как ты говорил, шестьдесят четыре умножить на шестьдесят три, потом ещё на шестьдесят два… Приблизительно двести пятьдесят тысяч.


 — А теперь воспользуемся симметрией шахматной доски. Четыре оси симметрии уменьшают число расстановок в шестнадцать раз. Таков же вклад центра симметрии. В результате от двухсот пятидесяти тысяч остаётся меньше тысячи.


 — Здорово! — восхитился Марис.


 — Подожди, это пока цветочки. Сейчас пойдём по ягодки. Вычеркнем все нелегальные расстановки, оставим только те, которые могут встретиться в практической игре.


 — Я где-то читал, что легальных позиций в десятки тысяч раз меньше. Да… Вот это ягодка! Целый арбуз!


 — Арбуз, но ещё не последний. Допустим, ты готовишь противнику какую-нибудь ловушку. Насколько тебе важно расположение своих и чужих фигур, которые не имеют к этому манёвру никакого отношения, так сказать, посторонних фигур?


 — В шахматах посторонних фигур не бывает, — напыщенно изрёк Марис. — А в этюдах и задачах — все без исключения фигуры участвуют в манёвре.


 — Марис, — простонал Денис, — не выделывайся! Не надо никаких этюдов и задач, я говорюпро практическую игру. Ведь могут среди фигур оказаться такие, которые при данном ходе можно безболезненно переставить на другие клетки?


 — Да сколько угодно. Обычно какой-нибудь тактический приём осуществляется тремя-четырьмя, реже — большим числом фигур. Остальные фигуры остаются пассивными. Их и называют статистами.


 — Наконец-то! Так вот, в базе данных достаточно сохранить расположение только активных фигур, а для остальных — только указать множество полей, которые они могут занимать. Представляешь, сколько различных позиций таким образом можно слить в одну, насколько уменьшится размер базы данных?


 — Сразу трудно оценить, но похоже на то, что ещё с несколькими нулями придётся распрощаться.


 — А вот мой главный козырь. Ты говорил, что экспериментируя расставлял десятки позиций, но ни с одной из них чип работать не стал. Надеюсь, все эти позиции были легальными?


 — Не сомневайся. Вполне.


 — Так вот. В базе данных содержатся только те позиции, которые могут встретиться в игре с чипом, а не в любой практической игре. Расставь, пожалуйста, начальную позицию партии… Спасибо. А теперь сделай первый ход за белых и за чёрных. Только один ход.


 — Сицилианская защита.


 — Пусть сицилианская. Теперь возьми шар. Что он показывает?


 — Ничего. Молчит.


 — Вот видишь. Он не знает эту позицию. Её нет в базе данных, потому что она не может встретиться в игре с ним. Ты как-то рассказывал, что сицилианской защите посвящены многотомные труды шахматных теоретиков, в которых рассмотрены тысячи вариантов и, соответственно, тысячи и тысячи позиций. А чип расправился с ними одним махом. Нет, и всё!


 — А что же тогда есть?


 — Остаются позиции, которые могут встретиться только в игре с чипом, я только что говорил об этом. Например, это все позиции из этюда индуса. Их исчезающе мало по сравнению с общим числом позиций шахматных партий, но всё равно ещё довольно много, несмотря на все мои «урезания». Вот эти позиции и составляют базу данных. Которая хотя и осталась большой, я полагаю, даже очень большой, но вполне обозримой. Во всяком случае, её удалось вместить в память чипа, маленького шарика, который ты держишь в руке.


 Марис помолчал, а потом тихо спросил.


 — Это означает конец шахмат?


 — Ну, я бы так не сказал. Играйте, как играли раньше, составляйте этюды и задачи, разыгрывайте сицилианскую, или любую другую защиту — чип в это не вмешивается. Но учтите, что в шахматном мире появился новый игрок. Абсолютный шахматный компьютер. Абсолютный, потому что он знает абсолютно все свои партии. Причём, каждую из них — от начала до самого конца, то есть, опять-таки абсолютно. И никому не удастся его победить и даже сыграть с ним вничью. Никогда.


 — Да… Ситуация! — вздохнул Марис.


 — Ничего, всё это чепуха!


 — Здрасьте! Почему это?


 — Потому что я тебе не верю!


 — Не веришь? Но ты же сам…


 — Что я сам? Всё только с твоих слов. А вдруг ты это просто придумал, или прочитал. Да ты понимаешь, что такой чип — дело далёкого, да-да, очень далёкого будущего, невзирая на бурное развитие компьютерной техники и технологии? Одно биосканирование чего стоит! И вдруг он оказывается у тебя в руках, извлекается из старинной статуэтки, вырезанной — смешно сказать — из бивня слона!


 Марис надолго задумался. Потом, очевидно приняв какое-то решение, достал с книжной полки газету недельной давности.


 — Денис! Мне кажется, я смогу тебя переубедить. Вот, прочти заметку под фотографией.


 — Что это? … международный гроссмейстер … после триумфальной победы в межзональном турнире … приз за самую красивую партию … на отдых в Юрмалу … торжественная встреча … мэр города … Ну и что?


 — А то, что я завтра с ним встречаюсь в сеансе одновременной игры.


 — Твои проблемы. Разделает он тебя под орех за десять ходов.


 — Не разделает. Он будет играть против чипа!


 Денис изумлённо разинул рот, но быстро овладел собой.


 — Марис… А это морально оправдано? Может, это непорядочно?


 — Чёрт бы тебя побрал! Ведь ты же не веришь в чип! Значит, он будет играть просто против меня. Чего здесь аморального?


 — Но всё-таки… Вдруг…


 — Вот что! Выбирай, веришь ты в чип, или нет! Подумай и реши.


 Денис обвёл взглядом комнату, посмотрел на Рунциса, взял чип, вставил его в статуэтку, потом усмехнулся и покачал головой.


 — Не верю! Пусть играет с чипом. Но я хотел бы при этом присутствовать.


 — Пожалуйста. Я поговорю с тренером.


 

***


 Для проведения сеанса одновременной игры был выбран кинозал дома отдыха, в котором остановился Гроссмейстер. Ряды стульев сдвинули в угол и на освободившееся место поставили в круг шестнадцать столиков с шахматными досками. Участники заняли свои места, за их спинами топтались болельщики. Разрешалось подсказывать, но не шуметь. Денис расположился с большим комфортом — для него нашёлся стул, который он поставил рядом со стулом Мариса, чуть подальше от стола.


 — Марис, он что, будет играть белыми на всех досках? — спросил Денис.


 — Да, так принято. Иногда чёрными, но тоже на всех.


 — А я думал, что попеременно: с тобой белыми, а с твоим соседом — чёрными.


 — Вот этого никогда не бывает.


 — Почему?


 — Потому что я со своим соседом легко могу заставить его играть против себя самого.


 — Каким образом?


 — Посто повторяя его ходы.


 — Э… А, ну конечно! Понял! Марис, а ты чип не забыл?


 — Тише, не шуми! Ты же в него не веришь.


 — Не верю. Но всё-таки с ним спокойнее. А он работает? Что показывает индикатор?


 — Денис, это сеанс одновременной игры, или пресс-конференция? Работает, показывает минус триста восемьдесят два. Будто ты не знаешь!


 — А я нарочно. Если ты меня водишь за нос, то можешь ошибиться и назвать какое-нибудь другое число.


 — Да не обманываю я тебя! Уймись.


 — Ладно, только я тебя попрошу называть показания индикатора после каждого хода.


 — Это тебе зачем?


 — Я буду их записывать.


 — Хорошо. Если хочешь.


 Гроссмейстер появился точно в назначенное время, поздоровался. Тренер произнёс короткое приветствие, и игра началась.


 Первый ход на доске Мариса Гроссмейстер сделал центральной пешкой, поставив её на две клетки вперёд. Индикатор уменьшил показание на два.


 — Неплохо начал, — прошептал Денис.


 Марис вывел коня на крайнюю вертикаль. Гроссмейстер поставил вторую пешку рядом с первой. Число уменьшилось ещё на два. Марис вернул коня на место, так что чёрные фигуры снова оказались в исходной позиции. Гроссмейстер недоумевающе взглянул на Мариса.


 — Молодой человек, вы хотите вернуть ход?


 — Нет-нет, всё в порядке. Я так играю.


 — Ну, как угодно.


 И Гроссмейстер двинул вперёд коня. Индикатор сбросил показание ещё на пять. За час на всех досках было сделано по семнадцать ходов. Почти на всех, так как на четырёх из них игра уже закончилась победой белых. Затем был объявлен перерыв.


 Марис опустил чип в карман и с ужасом посмотрел на свою доску. Гроссмейстер играл по всем законам современной шахматной науки. Белые фигуры заняли важнейшие поля. Надёжно защищённые от любых агрессивных действий противника, они обстреливали позицию чёрных со всех сторон. В самом лагере чёрных царил хаос и неразбериха. Король выполз вперёд и закрыл выход слону. Конь и две пешки погибли.


 — Денис, какое последнее значение было на индикаторе? Я забыл.


 — Шестьдесят. Ровно. Минус.


 Сзади раздался голос тренера.


 — Марис, что за фокусы? Плохо себя чувствуешь? Ты же не продержишься и десяти ходов.


 — Да? Ну, покажите, как вы у меня выиграете! — вспылил он.


 — Ладно, ладно. Успокойся, играй. Но завтра ты объяснишь мне каждый свой ход.


 — Объясню. Если смогу… — пробормотал Марис.


 — Думаю, тяжеленько тебе будет завтра, — захихикал рядом Денис.


Перерыв закончился, Марис сжал чип в руке. Белые развивали наступление на позицию чёрных. Вот они выиграли ещё одну пешку, потом ещё одну… На других досках положение чёрных было не лучше. Через каждые два-три хода Гроссмейстер пожимал руку очередному проигравшему, снисходительно улыбался и произносил какие-то ободряющие слова. К тридцать пятому ходу играющих осталось всего четверо. Индикатор показывал минус двадцать три. И тут чип пожертвовал ферзя. Отдал просто так, ничего не взяв взамен. Поставил его на пустое поле под белую пешку. Гроссмейстер пристально посмотрел на Мариса, пожал плечами и снял ферзя с доски. Индикатор уменьшил показание сразу на десять. И тут Гроссмейстер надолго остановился у доски Мариса. Немногочисленные чёрные фигуры, до этого двигавшиеся как бы вразнобой, вдруг оказались в нужное время в нужном месте. Вот если сейчас ход сделает оставшаяся в живых чёрная ладья, белым будет откровенно туго. Но вместо этого чёрный король отошёл в самый угол доски. Гроссмейстер облегчённо вздохнул… И тут его превосходный шахматный мыслительный механизм, остро отточенный в процессе длительного изучения теории и закалённый в многочисленных сражениях самого высокого ранга, неожиданно обнаружил форсированный выигрыш чёрных за двенадцать ходов. Долго, очень долго Гроссмейстер неподвижно и, казалось, даже не дыша, стоял перед шахматной доской Мариса. Потом он повернулся и медленно пошёл к трём оставшимся игрокам. Вот он уже пожимает руку одному… второму… Третий ещё держится? Молодец! Нет, тоже поднялся и уходит из зала. Уходит вместе с Гроссмейстером! Вот это номер!


 — Кажется, про меня забыли. Но почему? Ведь партия не закончена, — недоумевающе произнёс Марис. Он ещё не видел своего выигрыша, его шахматный уровень был для этого недостаточен.


 — Не закончена? — вдруг услышал он голос Дениса. — Ты что, хочешь играть до самого мата? Так у мастеров это не принято. Гроссмейстер сдался, поздравил тебя, протянул руку, хотел пожать. А ты сидишь как истукан и ни на что не реагируешь! Хорошо, хоть сейчас очнулся.


 — Сдался? Но почему?


 — Вот уж это тебе лучше знать. Да ты посмотри на доску!


 Белый король в центре доски был аккуратно положен на бок.


 От входной двери к Марису быстрыми шагами шёл тренер. Лицо его сияло.


 — Молодец. Какая великолепная комбинация! Я так и не понял, когда ты её начал. И как нашёл. Ты мне потом объяснишь. Гроссмейстер сказал, что его партия, признанная на межзональном турнире самой красивой, ничто по сравнению с твоей. Кстати, это его первое поражение за последние полтора года.


 Прозвенел звонок.


 — Сейчас кино начнётся, — подумал Марис. А почему же стулья не расставлены? Вот уже второй… третий… Четвёртый звонок! Что такое?


 

***


 Марис открыл глаза. Телефон позвонил ещё раз и умолк.


 — Вот это да! Так и уснул за шахматной доской. А где чип?


 Рунцис самозабвенно гонял шарик, по размеру раза в полтора меньше шарика для пинг-понга.


 — Отдай! Испортишь! — Марис схватил чип и… — А где крапинки? Контакты, выводы?


 Шар был совершенно белый!


 Снова ожил телефон. Звонил тренер.


 — Марис, ты не забыл? Сегодня тебе играть с Гроссмейстером. Постарайся показать всё, на что ты способен.


 — Постараюсь.


 Марис подошёл к столу и опустился на стул. На шахматной доске была по-прежнему расставлена начальная позиция этюда. Чип не работал. Он вложил шар в статуэтку и поставил её на книжную полку. Рядом с доской лежал блокнот, и на его открытой странице рукой Мариса было записано решение этюда индуса.

Рига, 1999 год