Альманах «Снежный ком»

www.snezhny.com



Иду счастья искать | Ирина Власенко | Афоризмы |

Иду счастья искать - Ирина Власенко

«Жил на свете мальчик. Звали его Джек. В одно прекрасное утро отправился Джек счастья искать, — мама сидит на краешке моей кровати и рассказывает нашу любимую сказку. Я обожаю эту историю не только потому, что главного героя зовут Джек, как и меня. Но и потому, что сказка нравится маме. Мы вместе радуемся проделкам Джека, собаки, кота, осла и петуха. Её теплая рука гладит меня по голове, и так сладко пахнут мамины волосы, когда она наклоняется, чтобы меня поцеловать. — Спокойной ночи, Джек, когда-нибудь и ты найдешь своё счастье», — говорит она и исчезает.
Я просыпаюсь. Вот уже десять лет я просыпаюсь, а мамы нет.
Остался только этот сон. Сначала он был спасением от одиночества и растерянности, настигших меня после её смерти, а потом стал мукой и наваждением. Он преследует меня, бередит, вызывая в душе какое-то смутное болезненное томление, от которого нет спасения. И что бы я ни делал, возвращает в непрерывное и бессмысленное ожидание пробуждения. Вот-вот проснусь, и мама позовет меня завтракать.
Мне двадцать. Говорят, что в этом возрасте вся жизнь еще впереди. Я верю и жду счастья. Но совершенно не представляю, в чем оно заключается и что нужно для его достижения. В старой сказке Джек со своими друзьями нашел его в избушке на краю леса, где им удалось переночевать в осеннюю непогоду.
А в чем мое счастье? Я не знаю пока. Смотрю в небо, хранящее ответы на все вопросы, ищу отметины о своей единственной судьбе. Но оно, как акварель, размытая дождями. Ничего не видать. Молчит и предлагает разбираться самостоятельно.
Иногда я иду по улице и украдкой наблюдаю за прохожими. Мне хочется угадать среди них счастливых людей. Наверняка, что-то особенное должно быть написано на лицах счастливчиков. Какие они? Улыбаются или сосредоточены, погружены в себя или просто спокойны?
Мне попадаются сплошь усталые и озабоченные лица: серые, печальные, напряженные...
Я всматриваюсь в них и фантазирую, о чем эти люди мечтали в юности.
Вот, к примеру, наш сосед мистер Робинсон, что целыми днями сидит на террасе в своем инвалидном кресле и смотрит на улицу. Ведь и у него когда-то все было впереди. Много лет Робинсон работал парковщиком у отеля. А два года назад его сбила машина. Теперь старик не может ходить и только то и делает, что тиранит родных и клянет каждого, кто спешит мимо.
Интересно, а моя тетушка Марта, с которой я живу после смерти мамы, о чем она мечтала? Мне трудно поверить, что стройная девушка с фотографии в гостиной и тучная поседевшая женщина — один и тот же человек, стремившийся всю жизнь глотать книжную пыль, хранить никому не нужные фолианты и оказаться на старости лет бездетной вдовой с непутевым племянником на руках. Меня так и подмывает, спросить её об этом. Но я боюсь. А вдруг она разоткровенничается, и придется выслушивать тысячи скучных историй из её прошлого.
Я люблю свою тетку. Она догадывается об этом и деликатно не пристает с расспросами и рассказами. Но я знаю, что она чувствует за меня ответственность, и вынужден держать её в курсе своих свершений. Фильтрую, конечно. Приукрашиваю. Какие там свершения. Часть информации может свалить тетушку на больничную койку. А мне бы этого не хотелось.
И все же мне почему-то уже сейчас очень хочется увидеть, что там. В будущем. Шагнуть в яркое пространство воображаемой жизни. Туда, где сбываются мечты и летят в небо разноцветные салюты счастья. Там ведь обязательно должны быть салюты. На то оно и счастье!
Наяву никаких иллюзий. Любой день начинается с потерь. С исчезновения мамы и украденного сна. Меня будит Люк. Это мой пес. Ирландский сеттер. Он вскакивает на кровать, тычется мокрым носом в лицо, громко дышит, волнуется, торопит вставать. Никакого будильника не надо. Выволакиваю себя из теплого кокона привидевшегося счастья и, не давая поблажек телу, натягиваю куртку и брюки, чтобы вывести живой будильник во двор. Мы живем на окраине. Тут можно без церемоний. Королева не гуляет, президентские кортежи не останавливаются. Да и улицы в такую рань еще беспризорны и расхристаны. Разметавшись в последней утренней неге, они дремотно вздрагивают от редких машин, кутаются в зябкое марево тумана. Мы с Люком с удовольствием ныряем в него и тихо бредем к скверу. Пес не шумит, не хочет будить город раньше времени, ведь тот совершенно беззащитен, когда досматривает свои сны. В задумчивости мы пересекаем набережную и спускаемся к Темзе. Река уже проснулась. Говорит о том, куда ей предстоит бежать сегодня. И я с неудовольствием думаю, что мне тоже пора бежать.
— Домой, Люк, — негромко окликаю я собаку, и мы спешим домой, умываться и завтракать. Нужно собраться. Плотно поесть. Кто знает, удастся ли сегодня пообедать.
Я работаю на заправочной станции «British Petroleum». Целый день на ногах. Иногда такая запарка, что о еде вспоминаешь только в конце смены. Вчера многие точки заблокировали экологи. Установили таблички «Закрыто». «Оставим нефть в прошлом». До нашей не добрались. Я думаю, бензин еще не скоро запретят. Несмотря на Greenpeace, количество машин с каждым годом увеличивается. А, значит, работы мне пока хватит.
Сегодня четверг. Это не сулит ничего хорошего. Как правило, самый дешевый бензин по средам и четвергам, и на станции наступает настоящий затор.
А заправщик вроде обслуги. Подай, принеси, стекла вытри, сдачу дай. Да еще смотри, чтоб водитель сам не заправился и без расчета не рванул прочь. Некогда даже перекурить.
Справедливости ради, надо отметить, что я не курю. Но не против отвлечься на пару минут от непрерывного мельтешения цифр и лиц, присесть где-нибудь на заднем дворе у бочек с песком и просто поглазеть вокруг. На небо, солнце, приблудившегося, невесть откуда, пса. Я скучаю по неторопливому бегу облаков над головой. По Люку. По парку, в котором мы с ним гуляем.
Мы нашли друг друга. Он просто изводил бы меня прогулками, если бы я и сам не любил их. Пес с трудом выносит долгое заточение. И мне не сидится на месте. Мы оба немного чокнутые. Он носится по траве, ныряет в кусты, догоняя убегающую осень, и вечно ищет след своей собачьей мечты. Я тоже все время что-то ищу. Может быть, освобождения от своего страшного сна. Беру с собой блокнот и карандаш. И рисую все, что попадается на пути. Деревья, кусты, цветы и небо. Больше всего люблю лица. Незаметно подглядываю за людьми и гадаю, о чем они думают. Пытаюсь перенести это на рисунок. Получается забавно. Иногда так увлекаюсь, что забываю о времени. Лишь замечаю, как густеет воздух, и окружающие предметы становятся более выпуклыми, очерчиваются чернотой. И вдруг разом окунаешься в темноту. Будто ныряешь из дня в ночь. И уже не видать деталей. И лица становятся иными, и деревья, и скамейки с фонтанами. Будто ты присутствуешь при рождении новой сущности города. Зажигаются фонари, и парк уже весь твой. Со всеми своими тайнами. И никуда не хочется уходить. И ничего больше не нужно. Только наблюдать и рисовать.
Но погулять выпадает редко. Потому что надо работать. После смерти мамы мне не удалось поступить в колледж и пришлось искать заработок, за два года я сменил несколько мест. Нигде не могу прижиться. Тетка говорит, что я слишком часто отвлекаюсь на облака.
Жизнь заставляет натягивать рабочий комбинезон, кепку, перчатки. Вся моя одежда, да и весь я: от края ногтей до кончиков волос пропах бензином. Он всюду, мерещится даже в салате из овощей, вместо оливкового масла, которым любит заправлять еду тетушка Марта.
Но с другой стороны, работа мне нравится, на станцию приезжают интересные люди, и я с удовольствием наблюдаю за ними, пытаясь угадать, как они живут, о чем думают, какое настоящее и будущее могло бы у них быть. Запоминаю их лица, чтобы нарисовать, когда будет свободная минута. У меня уже есть постоянные клиенты, которых узнаю издалека и к которым спешу навстречу. Они улыбаются. Здороваются. И дают хорошие чаевые. А я дарю им их портреты, нарисованные карандашом тут же у заправочной стойки. Слава художника идет впереди меня, и волны её иногда докатываются туда, где находятся вершители моей судьбы. И тогда мне прибавляют зарплату и просят нарисовать кого-то из начальства. Немного робею, но рисую, а что делать.
Иногда к нам на заправку заезжают совершенно удивительные люди.
А однажды приехала она.
Я запомнил её сразу. Небольшой джип, легкая курточка, потертые джинсы. Из-под надвинутой на глаза кепки выбилась непослушная прядь. Если бы не она, подумал бы, что мальчишка. Легкая, летящая. Она выскочила из машины, устремилась к маркету, на ходу сорвав с себя кепку и разбросав по плечам тяжелые русые локоны. Я, как завороженный, смотрю ей вслед, безнадежно путая октановые числа и номера колонок.
Она взяла круасаны и апельсиновый сок, выпорхнула, как бабочка, не глядя, протянула мне чек. И только на прощание, когда уже садилась в машину, подарила улыбку. Мамину улыбку из моего сна. Я отдал бы все, что у меня есть, только бы она еще раз улыбнулась мне вот так. Когда-нибудь.
Но девушка включила зажигание и исчезла за поворотом дороги. В тот момент я не знал, как мне теперь жить.
А впрочем, через неделю бабочка снова прилетела. И я вновь наблюдал за ней и ловил её улыбку. Случайно заметил этюдник на переднем сидении её машины и следы краски на рукаве. И сердце мое бешено заколотилось. Я понял, что не ошибся в ней. Что она тоже любит рисовать.
Интересно все-таки, кто она? Чем занимается? Как её зовут? Что она любит есть по утрам? Эти вопросы целыми днями бесконтрольно атаковали мои мозги, пока однажды ночью не пришли в мой сон. В нем не было больше сказки о Джеке, не было мамы и её исчезновения, но была эта девушка. И я совершенно точно знал, как её зовут и что она любит. Мягкие булочки со сладкой малиновой начинкой и какао. А еще апельсиновый сок и круасаны. Оказывается, она умела летать. И во сне учила меня отрываться от земли, так, чтобы тело не чувствовало тяжести и становилось легким, как ветер. С тех пор мы летали вместе. И я просыпался с улыбкой на лице. Я так привык к ней, что даже не чувствовал её отсутствия.
А между тем она пропала. Я жадно взглядывал на каждый красный джип, и сердце ныряло в желудок. Волнение откатывалось, как прибой. Не она. Я терпеливо ждал. Целый месяц рисовал её, чтобы не забыть, отказывался от выходных, чтобы не пропустить.
Сегодня четверг, самый тяжелый день недели. Может быть, она появится именно сегодня. Должно же это когда-нибудь случиться. Целый день я крутился вокруг колонок, работал за себя и заболевшего напарника. Под вечер совсем выбился из сил. И уже не ждал её. Но она взяла и приехала!
Как старому знакомому помахала мне рукой, подъезжая. И улыбнулась! О, я знаю теперь, как становятся идиотами! Она подошла ко мне и спросила о чем-то. Но от восторга и волнения я превратился в безмозглый ограничительный колышек. И, кажется, совершенно растерялся.
—  Могу ли я залить полный бак? — переспросила она и улыбнулась еще раз.
Стряхивая с себя наваждение, произведенное её появлением, всеми этими линиями, ямочками, едва уловимым сладким запахом распущенных волос, обрамляющих розовые гладкие щеки, я спохватился:
—  Конечно, — столбняк отпускал меня, и я смог выговорить еще одну фразу, заготовленную заранее и, как мне казалось, способную удержать её на секунду в пределах моего пространства.
—  Вам, как нашему постянному клиенту, полагается скидка.
Расчет был верен. Еще одна улыбка. О, Боги! Я чувствовал себя героем, победившим дракона и спасшим прекрасную принцессу. Сердце мое запылало отвагой, и я выпалил:
—  Сегодня у нас свежие круасаны с малиновой начинкой!
Девушка удивленно вскинула брови, внимательно всматриваясь в меня, будто угадывая, откуда мне известно о малиновой начинке. И я понял, что когда-нибудь обязательно расскажу ей о своих снах. И понял это так отчетливо, так верно, как понимают неизбежность утра в самое темное время ночи.
В этот раз она пробыла в магазинчике намного дольше. Я уже начал беспокоится. Присутствие её незаметно и настойчиво меняло все вокруг, страшило и, в то же время, делало значительным каждое движение, каждое слово, наполняя их неким неведомым мне смыслом. Наверное, так входишь в океан, необъятный, суровый и нежный одновременно, подчиняясь его великолепной и властной магии. Я поджидал её, чтобы еще раз заговорить и увидеть её улыбку.
Она подошла, спросила, сколько нужно заплатить за бензин. Но когда я назвал сумму, глаза её вдруг испуганно заморгали, словно в них в оба сразу попало по соринке. Она резко покраснела. Как-то сжалась вся. И пробормотала, беспомощно глядя на меня:
—  Ой! Даже не знаю, что сказать. У меня не хватает денег, что же делать? — лихорадочно начала рыться в сумочке, тысячу раз открывала кошелек, перебирала в нем кредитки.
Все оказались пустыми. «Лимит исчерпан», — безаппеляционно светилось табло кассового аппарата. С наличными в кошельке тоже, как выяснилось, полное зеро. Девушка в растерянности оглядывалась, пытаясь найти какой-то выход из неловкой ситуации.
Я взглянул на счетчик колонки. Сумма немаленькая...
И вдруг, как молния, ударило в темечко спасительное решение. Я непринужденно улыбнулся (я был убежден, что победители драконов улыбаются именно так) и уверенно произнес неожиданно повзрослевшим голосом:
— Давайте, я за вас заплачу!
О, как отрадно ты, чувство собственного могущества, когда лишняя сотня баксов вознаграждает тебя за месяцы тяжкого труда восхитительной улыбкой спасенной красавицы. Сколько нежной и преданной благодарности хлынуло на меня из глаз этого ангела. Что еще нужно для счастья?! Я бросился в раздевалку, чтобы достать из кармана куртки свою кредитку.
Когда, сияя от счастья, вернулся к своей колонке, девушки и след простыл. Только легкое облачко то ли утраченного шанса, то ли напрасной надежды нежно скользнуло к моим ногам вместе с её шелковым легким шарфиком, зацепившимся за щетку для мытья стекол. Вот и все, что остался в память о моей фее.
Странно, но я не расстроился, как будто именно этого мне и хотелось. И вдруг разрозненные отпечатки моих фантазий совершенно отчетливо соединились в одно всеобъемлющее ощущение... Я заплатил за бензин и совершенно счастливый пошел сдавать смену.
Последний автобус уже ушел. До города пять километров. Пошел пешком. Небо, давеча размытое дождями, налилось какой-то сияющей розовой свежестью, стало ярким и выпуклым, будто кто-то навел на него резкость. Я не чувствовал усталости. Это небо, эта подсохшая за день алая дорога, солнце, падающее прямо в пасть городу — все это было таким родным, важным, единственным.
Я пришел домой и, не раздеваясь, сел за стол. Взял карандаш и начал рисовать. Мне очень хотелось поймать ускользающее свое открытие. И оно послушно проявлялось на бумаге, как отпечаток мысленного негатива. Я с удивлением обнаружил, что рисунок приобретал её черты. И вдруг совершенно ясно понял, чего хочу и чем буду заниматься.
Я буду искать её. Даже если для этого мне придется нарисовать тысячи, сотни тысяч рисунков. И найду. Нет, не для того, чтобы вернуть свои деньги, а чтобы еще раз увидеть её улыбку и заплать за её бензин. И понимаю, что буду ждать её, сколько бы для этого ни потребовалось времени. Может быть, даже целую жизнь.
Люк свернулся возле, положил голову на мои ноги, словно соглашаясь с этим решением и ненавязчиво напоминая, что готов разделить со мной все тяготы поиска.
«В одно прекрасное утро отправился Джек счастья искать. Не успел далеко отойти — навстречу ему пес.
— Куда идешь, Джек? — спросил пес.
— Иду счастья искать.
— Можно и мне с тобой?
— Конечно! — ответил Джек. — Чем больше компания, тем веселее.
И пошли они дальше вместе, прыг-скок, прыг-скок…»